Илья Павлов - Зеленая лампа

Наряд полицейских, спокойных, как преторианцы,
Томится — побыстрей бы закончились эти танцы,
Где втихаря от них распивают отнюдь не колу.
В автозак бы тебя — голубоглазый соул.

Америка. Середина пятидесятых.
Нет ещё рокеров волосатых.
До битлов ещё десять лет, и если учит кто прогуливать школу —
Так это он, да, именно он — окаянный соул.

Почему хорошо танцуется после войн, катастроф, трагедий?
Есть политик, есть генерал, хореограф за ними третий.
И когда: «Создадим ООН», — заявили лобастые дядьки,
Молодёжь прокричала в ответ: «Создайте нам танцплощадки!»

Потому что ноги поют,
Потому что ноги красивы,
Когда они бьют, бьют, бьют
В пол танцплощадки с силой.

Не в кабинеты психологов, нет,
На танцплощадки гоу —
Так говорил людям тех лет
Послевоенный соул.

Вот они — из простых семей, живущих в многоэтажках, —
Нимфы на каблучках и пижоны в подтяжках.
И покуда отцы смотрят футбол, накупив валидолу,
Расширяет их детям сознание голубоглазый соул.

Голубоглазый блондин выходит из мрака ночного,
Джинсы его — дыра на дыре, на майке — непечатное слово.
В наушниках Эми Уайнхаус, всё как обычно: шоу
Должно продолжаться — мы знаем это
и с удовольствием слушаем соул.

Хоть я городской и тепличный,
Но всё-таки не устаю
В сезон землянично-черничный
Бродить в этом тихом краю.

Взял правило: меньше фейсбука
В такие походные дни.
И даже мобильник без звука,
Когда я ныряю как щука
В черничные полыньи.

А лес? Я к гиперболе строгий,
Но хочется граждан спросить:
Вы видели лес синеокий?
А нет — посмотрите под ноги —
Глядит на вас взглядом глубоким
Черники зазывная синь.

Казалось бы: в этом ли редком
И столь неказистом леске
Ломиться от ягоды веткам,
Что просится по тарелкам,
О сахарном грезит песке?

В черничные вторгшись угодья,
Нарушив их сладкие сны,
Я самый счастливый сегодня,
С какой ни взгляни стороны.

И я до скончания века
Гулял бы по этой глуши,
Вдали от новинок хай-тека,
Борьбы за права человека
И радужных флагов меньшинств.

Но Запад (такой уж он — Запад)
Внушает отечески нам:
Будь другом, дорвавшись до ягод,
Оставь хоть немного зверям.

Ведро донесу до машины,
Прощаясь, взгляну на лесок:
Всех благ, дорогие вершины,
Черничный родной уголок!

Выйдешь на улицу
Солнца последнего ради —
Осень паркуется,
Празднично в Хельсинкограде.

Плюшевый день смог приласкать,
Шествуя мимо.
Меряя в пикселях, стала тоска
Менее зрима.
Ты из банальности жизни своей,
Из маргиналий,
Из неприметных фейсбучных щелей
Выполз не зря ли?

Узкое небо цвета фольги
В царстве бетонных блоков,
Флаги, надетые как парики
На черепа флагштоков, —

Ждал, что на психику станут давить,
Но обошлось, на диво.
Хоть и октябрь, а такая финифть…
Красочней, чем на Мальдивах.

Мысленно лайкну няшный денёк
И уберусь восвояси
Майнить поэзию, ждать Рагнарёк,
Думать о смертном часе.

Внёс я в Декарта поправки,
Максиму вывел такую:
Я получаю лайки,
Значит, ещё существую!

***
Так или иначе понятый,
Чую с реальностью связь.
Кто получает комменты,
Жизнь у того удалась!

Дахаб, Ларнака, Варадеро —
три сказочные страны из сказки «Трип поросёнка».

В отеле на стене портрет матери Ротко.

По вечерам, размешивая размышления,
рассеянно смотришь мундиаль.
Или за окно.
Закат, как и положено, красный,
как корочки загранпаспорта.

Взмыленная речь, обмелевшая память —
что ещё я вывез контрабандой?

Человек полон сил и эмоций,
У него много функций и опций,
Он лелеет свой маленький бложек
И постит туда мордочки кошек.
Он…

Головную боль заглушить труднее,
чем радиостанцию, презентующую
новые фасоны беды от знаменитого авантюрье.
Интеллектуалы проводят жизнь в беседах,
а я — в слушании бесед, облучаясь радиацией
производимых ими смыслов, деревенея.

Движенье времени вдоль темени в кромешной темени.
Прощай, огонь.
Моя голова переходит в слова,
В сосновую заболонь.

Конфликтующие комплектующие.
Открывать тугие двери,
применяя ёко-гери.
…Впрочем, у нас тут недурной брекфаст.
Выспавшиеся постояльцы бодро суетятся
вокруг хлопьев и бутербродов.

Парень, смеясь, кричит девушке: «Не буди во мне лоха!».
Варится кофе. Пенье цикад.
О, азиатский родной гандикап,
Заросли чертополоха.

Поэзия может быть разной:
Такой и ещё такой.
То игры, то иглы разума,
То шёлк, то шок болевой.

Кривыми идёшь переулками,
Беседуя с темнотой.
Вдруг — кукла с глазами круглыми
В окошке над головой.

Блондинка с кудряшками блёклыми,
С пластмассовым блеском лица
Сидит за немытыми стёклами
Бесстрастная, как швейцар.

А дом-то отнюдь не кукольный,
Я в нём иногда бывал…
В нём, позже, бандитскими пулями
Был друг мой убит наповал.

Он был тогда при исполнении
И вот — не сносил головы.
О, кукла, моё поколение
Так быстро редеет, увы.

Где наши машинки и куколки?
Жизнь бросила нас, как котят,
Бродить в темноте, переулками,
Лишь изредка свет находя.

***
Войдёшь в сентябрь, точно в Инстаграм,
Где знаешь всю листву по именам
И каждого растенья видишь профиль,
Где, дабы до чужих добраться неб,
Слетелись птицы, смотрят Гугл мэп —
Беспроводного интернета профи.

И муравьиный малый Хуавей
Несёт на чёрной спинке муравей,
А прежде он соломинки таскал там.
Не видно муравейников вообще —
Их заменяет «интернет вещей»
(Я сброшу ссылки всем интересантам).

Сентябрь разорил цветочный рай,
И клумбы, источавшие вайфай,
Почти увяли, прекратив услугу.
И мимо пробегающий жучок
Напрасно тычет лапкой в гаджечок,
Скучая по заветному Фейсбуку.

Наш город ныне в Облаке хранят…
Там есть собор на сотню гигабайт,
И если ты скачаешь приложенье,
Над ним увидишь ангелов полёт,
Такой красивый, что, помилуй бот,
Он превзойдёт твоё воображенье.