Хелен Джонс - Если ты мне веришь

Да, я бывал раньше в том парке. Когда то, он был наполнен людьми, гуляющими со своими собаками или мирно читающих на лавочках. Но это было днем. А вечером это место заселяли влюбленные парочки, или же одиночки, спешащие с работы.

Мне пришлось как — то проходить через этот парк, когда я спешил на вокзал, чтобы навестить родителей. Но уже четыре года мне некого больше было навещать. И удивительно, что этот когда — то весьма популярный и всеми любимый парк вдруг превратился в чудовещный лес со сломанными лавками и высокими деревьями, в темноте напоминающими неведанных монстров. И это мне совершенно не нравилось. А вот Розалинде, похоже, наобарот.

Только я снял кожаный ошейник с ее лохматой шеи, как собака тут же весело ринулась вперед, наворачивая круги возле меня. Тогда я точно понял, насколько моя любимица нуждалась в прогулке.

Не знаю, сел ли я на ту лавку, на которой когда — то сосем недавно сидела Кристен, но даже не это было важно. Важно было то, что я сам по себе постоянно оглядывался назад, чего — то ожидая. Хотя я знал чего. И это было глупо для такого взрослого человека, как я.

Но все же так оно и было.

Розалинда наслаждалась свободой, радостно бегая по парку, а я также наслаждался красотой, пусть немного даже пугающей. И, к сожалению, для самого себя, думал снова о Кристен.

Наконец, когда я полностью погрузился в свои мысли, вспоминая самые яркие моменты наших встреч с мисс Раян, позади раздался хруст сухих веток. Я мгновенно повернулся: никого. Но шорох продолжался. Кто — то определенно был за теми колючими сухими кустами, которые так и вонзались в кожу, оставляя на теле следы. Но незнакомец не хотел отчего — то показываться.

Я точно не сходил с ума. Это происходило на самом деле. Я все слышал, так же, как я слышу звонок в дверь, человеческий голос и, в конце концов, звон будильника. В тех кустах точно кто — то был.

Подойдя чуть ближе к тому месту, из которого доносилась вся эта возня, я остановился и шорох тоже. Самое удивительное было то, что я не мог никого разглядеть, если там дествительно кто — то был. Но мое скудное воображение в самый неподходящий момент начало разыгрываться, представляя, прежде всего того крылатого коня, буквально снятого со слов Кристен. И это было ужасно.

Я чуть пригнулся, стараясь остаться незамеченным для того, кто прятался. Вытянув шею вперед, я делал шаг за шагом, приближаясь к двигающемуся растению. В моей голове, конечно же, вертелся только один ответ на все вопросы, который мой разум мог задать. Это был тот конь. И вот сейчас он предстанет передо мной во всей своей красоте и превосходстве. Его большие крылья заставят прийти к нам ветер, и даже, возможно, и меня собьют с ног их тяжелые взмахи. Мое сердце начинало колотиться все чаще, отпугивая бедное животное. Шум утихал.

И только я начал произносить слова мольбы, хоть этого я раньше ни при каких обстоятельствах не делал, я заметил, как один за другим кусты с хрустом ломаются под натиском чьей — то силы. И эта сила направлялась прямо таки на меня. Я тут же отпрыгнул назад, но все же не стал уходить далеко.

Прошло всего пару секунд, пока животное двигалось в мою сторону, однако для меня это время шло куда дольше. Я смог за тот короткий промежуток времени переосмыслить заново слова Кристен, определить для себя, верю ли ей теперь и сумасшедший ли я. Но все мои размышление тут же испарились, словно и не появлялись, как только я увидел радостную мордашку, к которой безжалостно прицепились колючки.

Собака, громко дыша, тут же напрыгнула на меня, свалив, как я и предполагал, с ног. Я определенно был рад ее видеть, однако все внутри мен вдруг перевернулось и не осталось совершенно ничего.

Я даже не мог ничего проговорить, чтобы Розалинда перестала, наконец — таки, облизывать мое лицо, оставляя на нем жутко омерзительные липкие слюни.

Мне прежде не было понятно выражение «без чувств». Я точно знал, что в любой ситуации человек просто обязан что — то чувствовать. Это может быть боль, обида, счастье, тоска. Но как можно жить без чувств хоть несколько секунд? Для меня это было что — то вроде загадки, ключ от которой я так и не наделся найти до того момента.

И даже сейчас, когда отгадка найдена, я не могу выразить свои ощущения, даже на бумаге. Просто я ничего не чувствую. Моя вера не угасала. Ведь я и не верил в того коня. Мои надежды увидеть его тоже были не серьезны и даже, не желаемы. В противном случае, я бы точно остался на всю свою жизнь сумасшедшим.

Хоть моя работа и заключается в том, чтобы лечить душевно больных людей, однако сам бы я вряд ли отказался от своих слов, если бы вдруг увидел что — то подобное. Наверное, я перенял это у Кристен. И вот снова мысли о ней.

Наконец, когда Розалинде порядком надоело скучное облизывание, она опечаленно начала подталкивать меня своим мокрым ободранным носом, проверяя жив ли я.

Что мне было тогда действительно важно? Который час? Едва ли. Где была все время Рози? Вряд ли. Я просто чувствовал себя ребенком, который вдруг узнал, что волшебства нет на свете. И все, во что он верил смешная ложь. И пусть я верил в это всего лишь секунду, а быть может и меньше, все же я верил. А это со мной случалось не часто.

Хотя чуть позже я даже начал стыдить себя за то, что смог позволить себе поверить в бред Кристен. И пусть я даже не видел то животное, все же считал себя наполовину сумасшедшим только из — за того, что разрешил себе поверить.

Мы пробыли в парке еще совсем недолго. И когда ко мне снова вернулись мои взрослые и серьезные мысли, я направился домой, уже пешком, все также размышляя о том, как я наделся его увидеть. Это же просто не вероятно! Я доктор в психиатрической больнице. При всем этом, лечил девушку, страдающей шизофренией. Я даже посмеивался над ней, как она могла вообще верить в подобное и со всем своим серьезным видом пыталась мне доказать свои слова, которые звучали как обыкновенная детская сказка.

А теперь сам не мог уснуть, размышляя о том, чтобы было, если бы в место Розалинды передо мной предстал он? Эти мысли меня восхищали и пугали одновременно.

И еще долгое время я неподвижно лежал на кровати, глядя в потолок. Мои мысли уже не были заняты Кристен. Они были заняты ее верой.

31 сентября 1982 года

Возле больницы, как, впрочем, и всегда, стоял Грэм. Она был чем — то явно взволнован и скорее хотел мне что — то поведать. Его лицо так и кричало о важнейшом событии, которое мне нужно было знать, однако я не мог самостоятельно его прочесть. Грэм, как мне показалось, догадался об этом, и поэтому, как только я подошел к нему, он сразу начал:

— Сэр, мисс Раян, она… — Грэм не пожелал мне доброго утра, как всегда, не желал спросить как у меня дела, именно тогда я был полностью уверен, что — то случилось более важное, чем эти никому ненужные любезности. Хотя, мне так не хватало тех слов. Пусть я и не ценил их, а иногда даже они раздражали меня, но все же как раз в тот день они мне были очень и очень важны.