Павел Иевлев - Город людей

— Привет, — я не без труда отвлекся от созерцания бесконечного движения сложных деталек. — Зря ты на него пялишься, крышу срывает, только в путь.

Рядом стоял худой и какой-то деформированный жизнью парень со странной моторикой движений и рассеянным взглядом.

— И тебе привет, — ответил я.

— Давай отойдем отсюда, — передернул он острыми плечами под обвисшей футболкой не по размеру, — у меня от этой штуки зубы вибрируют.

Мы вернулись к машине. Он пнул колесо, одобрительно покивал головой:

— Знатный керогаз. Где-то я его уже видел…

— Всё может быть, — не стал спорить я.

Парень был коротко стрижен, простецки одет, а по манере поведения напоминал гоповатого жителя рабочих окраин. Пиво-семки-русский-рэп. И все же было в нем нечто, выдающее опытному взгляду человека, отмеченного Мультиверсумом.

— Мда… — сказал он, неделикатно осмотрев меня с ног до головы. — И что они в тебе нашли?

— А что искали?

— Да вот хэзэ. Без обид, но мы тут и поинтересней видали.

— Кто б спорил, — согласился я на всякий случай, хотя ничего и не понял. — Чего уж интересного.

— Ладно, поехали, чего сиськи мять.

Поехали, так поехали. Завел мотор, влез за руль, парень уселся рядом.

— Давай вон туда, это наш сектор.

Он указал на арку в выпирающем на площадь внушительном фасаде с колоннами. Над портиком располагался монументальный каменный барельеф со знакомым символом — микроскоп в шестеренке. Та самая «Коммуна-ноль», предсказанная Зеленым? Или какая-нибудь два-ноль? Черт их поймет. Там увидим.

Проехали арку и оказались на тенистой узкой улочке между высоких, этажей в пять-шесть, домов. Немного похоже на историческую часть Москвы, только без культурного слоя последних лет ста. Подъезды с почтовыми ящиками, ретрофонари, маленькие магазинчики без вывесок, крошечные кафе — казалось, здесь застрял кусок девятнадцатого века.

— Давай к нам заскочим, — сказал мой проводник. — Ирка мне не простит, если без неё поедем. Любит она всю эту романтику.

— Как скажешь, — я решил на всякий случай ни с чем не спорить и лишних вопросов не задавать. Похоже, все скоро и так выяснится.

— Здесь останови.

Я припарковался у тротуара перед пятиэтажным полуказенным зданием, при виде которого в голове почему-то всплыло определение «доходный дом». Не знаю, почему. Я даже не помню, что это словосочетание обозначает — что-то вроде гостиницы?

— Пойдем, я вас представлю.

— Может, и сам представишься? — намекнул я.

— А я не сказал? Сеня я, будем знакомы.

— А я Артём.

— Знаю, они сказали.

— Кто «они»?

— Ну, кто всегда, а кто же еще? — отмахнулся Сеня.

Он распахнул передо мной тяжелую деревянную дверь подъезда, за ней открылась широкая лестница с полированными перилами и зеленой ковровой дорожкой на бронзовых прутах-держателях. Солидно, чисто и котиками не пахнет. Мы поднялись на второй этаж, и Сеня показал на широкую двустворчатую дверь с начищенной медной цифрой «четыре».

— Вот тут нас поселили пока, — сказал он, отпирая ее массивным ключом с бородкой. — Ничего так, жить можно. Сначала без интернета ломало, особенно Ирку, но потом привыкли. И так не скучно.

Мы вошли в темноватую прихожую, где в высоком деревянном ведре стояли длинные зонты, а на вешалках висела одежда. Потолок метра три с половиной, на стенах деревянные полированные панели и цветные стеклянные бра.

— Иришко, к нам гости! — крикнул Сеня в темноту коридора.

— Не разувайся, так проходи, — сказал он мне, и я испытал большое облечение. После двух дней в ботинках лучше их прилюдно не снимать.

Мы прошли в небольшую гостиную, с книжными шкафами в потолок, глубокими креслами, чайным столиком и даже маленьким камином в темных изразцах.

— Уютно, — похвалил я, чтобы что-то сказать.

— Да? — рассеянно спросил Сеня. — Ну, наверное. Ирке нравится.

В комнату вошла совсем юная девушка, в байковой ярко-желтой пижамной паре с утятами и черных зеркальных очках с боковинками, совершенно лишних при неярком свете затененных деревьями окон. На ногах ее были тапки в виде пушистых кроликов, волосы выкрашены в радикально-черный цвет, в носу пирсинг, в ушах — гроздья колечек. В викторианский чопорный стиль помещения она совершенно не вписывалась.

— Ой, — сказала она, — извините. Я только встала.

Она пристально рассматривала меня, не снимая, впрочем, очков.

— Читаешь за полночь, а потом дрыхнешь полдня, — упрекнул ее Сеня.

— Бе-бе-бе, — ответила она, — поучи меня жить.

— Артём, — представился я.

— Я поняла.

Ну, поняла, так поняла. Наверное, в этом есть какой-то смысл, даже если я его и не вижу.

— А так и не скажешь, — сообщила она Сене выводы по моему поводу. — Я думала, он моложе будет и это, как бы сказать…

Вот тут прям обидно стало. Ишь ты, недостаточно я хорош, да и староват оказался. Сколько ей? Лет семнадцать-восемнадцать? В этом возрасте и тридцатник глубокой старостью кажется.

— Извиняйте, барышня, — ответил я недовольно, — прынцев не завезли.

— Да мне-то что…

— Вы с Дэном не знакомы случайно? — спросил я, чтобы перевести разговор с обсуждения моих недостатков. — Очки похожи.

— С Дэнькой? — удивилась она. — Учимся вместе. А очки — это чтобы видеть мир простым.

Она подняла их на лоб и уставилась на меня невероятно синими глазами.

— А то без них видишь, как все на самом деле устроено.

— Это плохо?

— Неудобно. Как будто структуры сквозь текстуры просвечивают.

Прозвучало непонятно, но внушительно.

Девушка опустила очки обратно и направилась к двери, бросив через плечо:

— Хоть бы чаем напоил гостя, лентяй. Я оденусь и поедем.

— Хочешь чаю? — спросил меня Сеня со вздохом. — «Я оденусь» — это надолго…

— Можно, — согласился я, и он вышел из комнаты.

Вернулся с сервировочным столиком на колесиках, медным полированным чайником, фарфоровым пузатым заварочником и изящными чашками.

— Сахар? Мед? Варенье?

— И можно без хлеба, — хмыкнул я.

Сеня заржал.

— Все-таки приятно земляка встретить. Культурный контекст и все такое. Пей чай. Сейчас Ирку дождемся — и поедем.

— Сестра? — спросил я, кивнув на дверь.

— Не сестра, — неожиданно резко ответил Сеня. — И не надо на меня так смотреть! Тут совершеннолетие с шестнадцати, между прочим!

Я только плечами пожал. Вот уж не мое дело.

Девушка вернулась действительно нескоро — мы успели молча выпить по две чашки довольно посредственного чая. Варенье, впрочем, было вкусное. Крыжовенное.

Непонятно, на что она потратила битый час времени, — всего лишь переоделась из пижамы в драные джинсы и куцый топик, да подвела губы черным контуром, сделав черты худого лица еще более резкими.

— Поехали! — скомандовала она.