Виктор Квашин - Таёжное чудо

Стемнело, а они всё никак не могли насытиться друг другом. Наконец, Лена встала, прикрыла задремавшего Камкина курткой, пошла к речке.

— Валера! Скорее сюда!

Он вскочил. Босиком побежал на берег. Сердце тревожно заколотилось.

— Что? Медведь?

— Смотри! — Лена показывала на противоположный берег.

Там, где стоял пенёк от взорванного Камкиным дерева, виднелось слабое свечение.

— Пошли, — Камкин взял Лену за руку и потянул в ледяную воду.

Они переправились, поднялись к ощерившемуся щепками пню. Из-под коры сбоку тянулся росток, всего-то сантиметров тридцать, с молодыми листиками. И сам побег, и листики — светились!

Они молчали, переполненные эмоциями.

— Чудо-то какое! — прошептала Лена.

— Ты — моё чудо, — сказал Камкин и обнял Лену.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка «Матросики», — сказал в микрофон Санька. — Что-то ты, Никитич, сегодня не такой какой-то?

— Хорошо-то как, Саня!

— Что ж хорошего? Дождь хлещет, видимости нет, холодно.

— Жить хорошо! — улыбнулся Камкин.

— Ну, не знаю… — не нашелся чем возразить Санька. — У меня вот мотоцикл барахлит что-то.

Поезд летел навстречу ливню, вода заливала лобовые стекла.

— Сигнал, — доложил Санька дорожный знак.

— Вижу сигнал, — продублировал Камкин и дал длинный гудок.

— Гляди, Никитич, что это? Да вон, между рельсами шевелится! Собака, что ли?

Камкин вгляделся сквозь дождь. Действительно, что-то двигалось на шпалах. Он засигналил протяжно несколько раз, включил торможение, высунулся в боковое окно. Щенок карабкался на рельс и не мог одолеть преграду. Камкин нажал экстренное. Колесные пары завизжали, инерция толкнула тело вперёд, оконная рама больно вдавилась в шею. Камкин не обращал на это внимания. Он смотрел на щенка, который перестал делать попытки перелезть рельс, сел на куцый хвостик, и уставился на приближающегося стального монстра. Тормозного пути не хватило. Щенок исчез под составом.

— Не успели, Никитич! — крикнул Санька.

Камкин выскочил, не дождавшись полной остановки, побежал, заглядывая под вагоны. Под четвертым в той же детской растерянной позе сидел мокрый кутёнок. Камкин вытащил его за шиворот.

— Цел? Ну, ты молодец! Ну, ты герой! Ну, пойдём, — он сунул дрожащее тельце за пазуху.

— Нашёл, Никитич? Живой?

— Живой, — улыбнулся Камкин, взял микрофон. — Диспетчер, машинисту шестьсот двадцать седьмого.

— Слушаю.

— Экстренное торможение на седьмом пикете сто тридцатого километра. Лошадь на путях.

— Кто? Откуда там лошадь?

— Ну что, я сам их тут пасу, что ли? Вон она на бугре стреноженная траву жуёт.

— Ладно, проверяйтесь. График не сорвите.

— Уже проверяем.

— Давай, Санёк, по-быстрому.

— Ну, ты, Никитич, выдумал — лошадь! Я за всю жизнь ни одной лошади не видел.

— А для разнообразия. Ты же подтвердишь?

— Конечно! Я же первый заметил, — засмеялся Санька и соскочил с подножки под ливень. — Я мигом!

— Поехали, Никитич, всё в порядке, — сказал мокрый до нитки Санька, поднимаясь в кабину. — Покажи, кого спасли.

— Во! — вытащил Камкин щенка. — Герой! Так и звать буду Героем. Я его в деревню увезу, моя собака будет.

— В какую деревню, Никитич? Что-то я не понял.

— В свою деревню, Саня. Увольняюсь я.

— Как увольняешься? Ты с ума сошёл, Никитич? А как же я?

— Женюсь я, Санька! Влюбился я, понимаешь? По-настоящему влюбился! Первый раз в жизни. Сам не думал, что такое бывает. Вот так-то. А на тебя рекомендацию напишу, что готов быть машинистом. Экзамен сдашь, сам поезда водить будешь. Ты парень толковый, у тебя всё получится, Санька!

Камкин замолчал, глядя в дождь. Потом добавил:

— Только не женись без любви.

Всё утро Трофимыч наводил порядок после вчерашних гостей.

— Насвинячили, как всегда, а я разгребай! — бурчал он вслух. — Хорошо, хоть зюбря завалили, оставили малость. Давно свежины не было.

У него всегда портилось настроение, когда случались такие наезды. Это лето дождливое, не так часто и приезжали. А в октябре ни одного дождя, речка обмелела, перекаты по щиколотку, вот они и повадились, чуть не каждую неделю. Трофимыч сгребал мусор в ведро, то, что горит, сразу отправлял в печку, объедки — в миску собаке.

— О, даже водку не допили, охотнички хреновы. Ладно, зимой сгодится. А ты что здесь ошиваешься? Марш на улицу! — заорал он на кота. — Тайга аж шуршит от мышей, а он на печке сидит. Пошёл, я сказал!

Он оглядел комнату.

— Ладно, здесь хватит, жизненное пространство освободил. Пол потом помою. Надо ещё в бане убраться, пока светло.

Трофимыч взял ведро с мусором, сунул ноги в сапоги, пошёл к мусорной яме в дальнем конце двора. Жульчик, классная лайка, лежал калачиком у своей будки и лишь повёл ухом, да приоткрыл на секунду один глаз.

— Что, Жульчик, обожрался вчера?

Пёс вопросительно поднял брови, затем поглубже засунул нос в пушистый хвост и глубоко вздохнув, снова задремал. Стайка мелких птиц с шумом, как порыв ветра, молча пролетела над головой. Трофимыч огляделся. Тайга стояла тихая, какая-то насторожённая. Солнце тусклым пятном светило сквозь серую пелену. Ещё стайка прошелестела над вершинами деревьев. Звонко заверещал чёрный дятел и смолк, подчеркнув глухую тишину.

— Ну, извини, Жульчик. Вон ты чего спишь, а я думал, обкормили тебя. И котяра тоже в хату стремится. Понятно, погода портится. Ну, дай бог хорошего дождя, чтобы река поднялась. Может, не приедут больше до сильных морозов. Надо будет побольше дров в дом занести. Но сначала всё-таки баня.

В бане был полный бардак. Трофимыч начал было выгребать мусор, наткнулся на свитер в углу, поднял, швырнул на лавку.

— Витькин. Хозяин, твою мать! Жёнку свою привёз. Она его только по имени-отчеству: «У Виктора Георгиевича такая солидная фирма! Мы с Виктором Георгиевичем собираемся зимой в Анталию». Ну и катились бы в Анталию, чего в тайгу попёрлись?

Закурил. В голове завертелись вчерашние разговоры.

«Ты, Трофимыч, всё равно не пьёшь, иди, пока мы тут с девочками побанимся, приготовь закусон». «Да, Трофимыч, тебе это уже ни к чему. Ты, поди, уже и не знаешь, что такое эрекция, а что эякуляция», — это уже Ванька, сопляк, туда же. Коммерческий директор! Понятно, что пьяные, а цепляет. А что делать, ведь действительно хозяева. Рыпнешься — выгонят. А куда сейчас, в зиму пойдёшь? Да и хорошо тут, чего возмущаться. Бывают редко, питание завозят, работы немного. А зимой, так вообще спокойствие. Книг, вон, понавезли, читать, не перечитать. Потерпим еще».

Жульчик протяжно взвыл и стал беспрерывно лаять.

— Кого ещё чёрт несёт? — Трофимыч выглянул из бани. — Кто там, Жульчик?

Пёс завертелся, заплясал на цепи. Хвост калачиком из стороны в сторону. И прилаивает, подвизгивает — просится. Трофимыч осмотрел тайгу во все стороны. А что там увидишь — на сопке пихта стеной, в распадке тополя, берёзы, ивняки.