Виктор Квашин - Таёжное чудо

— Согрелась, Аня?

Кивнула.

— Ну, ты пей и лежи. А я лекарство готовить буду. Это мигом на ноги поднимет. Закипает уже. Вот мы его сейчас подсолим, да перчика туда, да лаврушки, да ещё луковицу. Ты как к перцу относишься?

Аня не отвечала. Она спала.

Трофимыч тоже прикорнул часок, сидя на стуле. Попробовал варево, причмокнул восхищённо, налил в кружку густого бульона, разбудил Аню.

— На-ка, выпей.

— Я не хочу.

— Пей. Это лекарство. Надо. Всё пей.

Аня сначала нехотя, потом с удовольствием осушила кружку.

— Спи теперь, Анюта.

Дождь разошёлся не на шутку. Аня кашляла во сне надрывно, откуда-то из глубины груди. Трофимыч будил её каждые два часа и заставлял выпить кружку горячего бульона. Под утро он всё-таки уснул. Проснулся — в окнах светло. На часах раннее утро. Выглянул в окно — снег! И какой — сантиметров тридцать! «Повезло тебе, Анюта, видно действительно Хранитель у тебя есть. Вот и не верь после этого в промысел Божий». Тихонько, чтобы не разбудить гостью, подложил печку, оделся, отыскал в сарае фанерную лопату и стал откапывать проход к бане.

Аня проснулась часов в десять.

— Доброе утро, — улыбнулась она одними газами.

— О, приятно видеть живое лицо! Лучше тебе?

— Хорошо.

— Ну, вставай тогда, завтракать будем.

Аня, укрытая по самый подбородок, сделала движение, но замерла, смущенно-просительно посмотрела на Трофимыча.

— А, понятно. Пойду я дров пока принесу. Твоё всё вон, за печкой висит, тёпленькое.

Покурил на пороге, вернулся с охапкой колотых поленьев. Не глядя, спросил:

— Оделась?

— Да, спасибо. Мне бы умыться. Здесь можно? — показала она на рукомойник и закашлялась.

Трофимыч отрицательно покачал головой.

— Не, тебе сейчас нормально помыться надо, да и лечение продолжить. Кашель-то у тебя нехороший. Я аптеку не держу — без надобности. Придётся народными средствами. Накинь полушубок, пойдём.

— Куда?

— Пошли, лечиться будешь. Испугалась, что ли? Баню я истопил.

— Тёпленько тут, — сказала Аня, войдя в предбанник.

— Вот и попарься хорошенько, прогрей лёгкие. Холодная вода в бочке, в кране кипяток. Веник на полке. Разберёшься. Вот полотенце чистое. Давай, а я пошёл завтрак готовить.

— Подождите… я не знаю как. Я ни разу в такой бане не мылась.

Трофимыч почесал затылок одной рукой, потом другой.

— Ладно, сам попарю, как положено. Раздевайся и на полок ложись. Крикнешь, как готова будешь. Да отвернусь я, чего ты смотришь.

Дверь хлопнула. Через минуту послышалось:

— Можно!

Трофимыч разделся по пояс, вошёл.

— Ты это чего? Это кто в одежде парится? — искренне возмутился он, увидев на Ане трусы и лифчик. — Думаешь, брошусь на тебя сразу?

— Я стесняюсь.

— Нечего тут стесняться. Я уже всё в жизни увидел, нового, поди, не узнаю. Снимай всё, ложись на живот. Спина у всех одинаковая.

Трофимыч снова подождал в предбаннике.

— Ну, вот, другое дело. Легла только низковато, надо было на верхний полок, — проворчал Трофимыч, плеская кипяток на камни. — Ну, да ладно. Прогрейся, пока венички запарю.

Аня лежала, отвернув лицо, прижав локотками груди. Трофимыч бросил на камни горсть чешуек от кедровой шишки. Поднялся синеватый ароматный дымок.

— Дыши глубже, Анюта! Лечиться будем!

Он прошёлся веничком слегка от пяток до шеи, поддал ещё парку, вытащил из кипятка второй веник, встряхнул, и пошёл играть двумя по всему худенькому бледному телу от головы до пят. Он знал толк в парной бане. Аня сначала напряженно молчала, потом расслабилась, лежала, постанывая. Трофимыч вошёл в раж, старался, но хлестал не слишком сильно — боялся сделать больно. И любовался. Спинка, хоть и тонковатая, переходила через аккуратную талию в округлые, очень женственные бедра. Шея тонкая, но изящно длинная, с прилипшими завитками волос. Непослушная грудка выползла из укрытия и доставляла Трофимычу, по крайней мере, эстетическое наслаждение. С удовольствием прошёлся веничками по ягодицам, но чтобы не заподозрила, не задержался, продолжил ниже, выше.

— Хватит, — взмолилась Аня. — Жарко очень!

Трофимыч отложил веники, набрал в ковш ледяной воды, попробовал пальцем, пожалел, разбавил чуть горячей.

— Потерпите, барышня, — он окатил раскрасневшуюся спину.

— А-а-а! — Аня вскочила, широко раскрытыми глазами уставилась на Трофимыча, глубоко вздохнула, улыбнулась. — Хорошо как!

Вдруг спохватилась, прикрыла груди ладонями.

— Да ладно, увидел уже, — сказал, отворачиваясь, Трофимыч. — Давай, ещё ковшик.

Он полил её спереди.

— Иди, отдохни в предбаннике, на, вот, полотенце. Я сейчас.

Сбегал в дом, намешал кружку чая с мёдом, отнёс Ане.

— Пей, полезно.

Сам вышел, обтерся снегом — тоже жарко. Вернулся, закурил, пуская дым в топку. Аня прихлебывала чай, улыбалась.

— Я же тебе говорил, хорошо будет. Сейчас продолжим.

— Еще?

— Конечно, чтобы всю простуду выбить. Пошли. Ложись теперь на самый верх. Да чего уже теперь-то стесняться, поворачивайся, сделаю спереди.

Аня послушно легла на спину, уставилась взглядом в стену. Трофимыч добавил пара, снова заработал вениками. Но долго не выдержал.

— Хватит пока с тебя.

— Уже?

— Сама домывайся. Там, вон, на полочке посмотри, флакушки всякие, может, что нужное найдёшь. Я в них не разбираюсь. К печке только не прислонись — обожжёшься.

Он вышел с мелкой дрожью в коленях. Женское тело стояло перед глазами. Проходя, мельком глянул в зеркало и остановился.

«Господи, монстр! Глаза нет, шрам через всю рожу, седая щетина на палец, и забыл, когда патлы расчёсывал. Понятно, чего она вчера сознание потеряла: думала, людоед в пещеру на холодец несёт. Размечтался! Триллер ходячий».

Настроение улетучилось разом. Он вышел, растёр лицо снегом. Отыскал чистое трико и тельняшку, отнёс Ане. Крикнул через дверь:

— Тут одежду сменную тебе принёс. Другой нету. Чистая.

Две сигареты на крыльце привели мысли в порядок.

«Надо отправлять девку. Да как её сейчас отправишь? Может, подморозит хорошенько, да хозяева пожалуют. А оно наоборот, таять начало. Пусть поживёт пока, отъестся. Надо побриться хоть, что ли», — думал Трофимыч, ощупывая подбородок.

Он намылил лицо, стал скоблить станком на ощупь. В зеркало он смотрелся редко, да и было оно на заимке всего одно, на стене в предбаннике. Чего он там не видел, в зеркале?

Вошла румяная Аня, сняла полушубок.

— С лёгким паром, — буркнул Трофимыч, искоса окинув ладную фигурку в тельняшке. — «И как они умудряются даже в чужой одежде выглядеть привлекательно?»

— Спасибо. Легко так стало, кажется, взлечу сейчас. И есть хочется!

Трофимыч наскоро умылся, выловил из кастрюли кусок мяса, водрузил на большую тарелку. Поставил на стол консервную банку с торчащими из неё вилками и ложками, соль, порезал луковицу, достал с полки несколько сухарей.