Виктор Квашин - Таёжное чудо

— Привет, Трофимыч! Как ты тут, задницу на пеньке не отсидел? А мы вот, на охоту приехали. Ну и попариться. Помоги там выгрузиться, — и шёпотом добавил: — Нужные люди, надо принять по первому классу.

— Ладно, сделаем.

— О, так ты тут не скучаешь, Трофимыч! Откуда такое чудо?

На крыльцо вышла Аня. Каким-то образом на её лице не было и следов слёз.

— Здравствуйте! — поздоровалась она. — Я заблудилась.

— В тайге нашёл. Замерзала. Надо бы вывезти её отсюда, — добавил Трофимыч.

— Конечно вывезем, в чём вопрос! Не оставлять же такую красавицу на зиму с тобой. Она потом заикаться всю жизнь будет, — хохотнул Иван.

Пить начали с первой минуты. Сначала «для сугреву», потом за всё подряд. Трофимыч, как всегда в таких случаях, был «на хозяйстве». Он топил печь, готовил закуску, одновременно топил баню. Аню усадили за стол, заставили пригубить, потом ещё.

— Я помогу Трофимычу, — попыталась она уйти из пьяной компании.

— Сиди, Анна, ты сегодня у нас королева! Трофимыч сам справится, он всё равно не пьёт. Попарим тебя сегодня! — пьяно улыбался Иван.

Аня пыталась отшучиваться.

Трофимыч посматривал на неё, хотел ободрить взглядом, но Аня упорно отводила глаза, и казалось, назло ему смеялась пошлым шуткам.

Трофимыч засовывал берёзовые поленья в ревущую топку бани, когда услышал Анин крик. Он ворвался в дом, оторвал Ваньку от плачущей Ани, поднял за грудки под потолок, встряхнул, — у того только голова замоталась из стороны в сторону.

— Убью! — прорычал. — Понял?!

— Понял…

Трофимыч швырнул Ивана на койку.

— Остынь.

Дальнейшая пьянка продолжалась без веселья. В бане мылись тоже без особого удовольствия. Пили ещё за полночь.

Утром Иван поднял гостей на охоту. Но далеко не ушли, вернулись. Городские, непривычные к ходьбе по снегу, утомились.

— Была охота ноги бить. Что у нас еды мало? Наливай, — пытался поднять настроение гостям Иван. Но те были вялые с похмелья и решили ехать обратно.

Трофимычу так и не удалось поговорить с Аней. Когда загрузились, он подошёл к Ивану.

— Отвези её, отправь в город. Но, смотри, из-под земли вырою!

— Её-то я отвезу, и отправлю. Нужна она мне! А ты, Трофимыч, можешь паковать свои портянки, через неделю замену тебе привезу.

Наутро снова пошёл снег. Трофимыч слонялся по пустому дому, курил одну за другой. Делать ничего не хотелось, да и не имело смысла. Перед глазами стояло Анино обиженное лицо. Стал было собирать вещи, но оказалось, что собирать-то, в общем, нечего. Сунул в солдатский вещмешок кое-что из одежды и свою тетрадку с рисунками.

Через неделю никто не приехал. Не приехали и через месяц.

Аню Трофимыч вспоминал сразу, как только просыпался, и весь день она была с ним. В первые дни это были яркие воспоминания во всех подробностях. Потом осталась светлая грусть. Он стал рисовать Анино лицо, но оно выходило всегда обиженным, и он никак не мог вспомнить её в весёлом настроении. Тетрадь кончилась. Он стал рисовать на пустых внутренних обложках книг. Но лицо так и не получалось таким, каким было в действительности. Со временем в памяти и вовсе остался некий яркий образ с неясными очертаниями. Огрызок карандаша сточился, и Трофимыч перестал рисовать.

На охоту он сходил лишь однажды, в феврале. Жульчик поставил в распадке оленуху. Трофимыч приблизился шагов на двадцать — не промажешь. Жульчик контролировал каждое движение зверя, не давал пошевелиться. Трофимыч вскинул ружьё. Кожа в том месте за лопаткой, куда целил Трофимыч, подрагивала, будто предчувствуя смертельный удар. Оленуха обреченно смотрела на охотника выпуклым глазом.

Трофимыч опустил ствол, поставил на предохранитель и поплёлся домой. За спиной заливался лаем Жульчик.

— Сентиментальный шибко стал, — ругал себя Трофимыч, вскрывая банку тушёнки. — Вот и жри теперь консервы!

Жульчик лаял в распадке до полночи. Утром Трофимыч нашёл его в будке. На попытку погладить, Жульчик молча оскалил клык. Миска два дня простояла с едой нетронутой.

Собаки прощают людей. Жульчик тоже простил, и скоро так же радовался по утрам Трофимычу и просился на охоту. Но Трофимыч больше на зверя не ходил. Когда уж сильно надоедали консервы, стрелял рябчиков, которых было полно в пихтаче, и которых почему-то было не так жалко.

Сигареты кончились. Трофимыч перевернул банку с окурками на газету. Сначала докуривал крупные окурки, потом разворачивал маленькие, с ноготь, вытряхивал горько пахнущий табак, сворачивал самокрутку.

В марте потеплело. Синички зазвенели в кустах. С Жульчика клочьями полезла шерсть.

— Вот и ещё одну зиму мы с тобой пережили, Жульчик!

Трофимыч откопал от снега ульи, открыл летки, дал пчёлкам облетаться.

Река ещё ворчала подо льдом, но чувствовалось, что ещё вот-вот и она скинет с себя зимнее одеяло. Трофимыч подумывал, не сходить ли в деревню за сигаретами, пока река не вскрылась, но тут приехал Иван.

— Привет, Трофимыч! Ну, как зимовалось, не скучал? Или ты в тайге ещё себе девку нашел?

— Курить привёз?

— Привёз. Я не злопамятен. И тебе не советую. Стоит ли из-за бабы? Да не дуйся ты, я ненадолго, сегодня и уеду. Заберу кое-что по мелочи. Я, в общем, тебя обрадовать приехал. Продал Георгиевич заимку, со всеми потрохами, и с пчёлами тоже.

— Как продал? Он же собирался до двадцати ульев разводить, омшаник строить?

— Да за такие бабки кто бы ни продал! Можно две таких заимки купить.

— А кому?

— Не знаю. Риэлтор приезжал с юристом. Сразу всё и оформили. Так что скоро новый хозяин приедет. Теперь точно собирай манатки. А со мной дружи, всё равно к нам придёшь.

— К тебе не приду.

— А куда тебе ещё? Виктор Георгиевич, кстати, собирается другую пасеку брать, на Ольховом ключе. Там и к деревне поближе, и дорога лучше. Сам за куревом да к девкам бегать сможешь.

Весна пришла как всегда неожиданно. Лес зазвенел птичьими голосами. Река вскрылась, побушевала неделю и утихомирилась. Перекат стих, и лишь тихонько журчал по камням.

Трофимыч теперь радовался каждому дню. Приедет новый хозяин, привезёт своего работника. Идти к старым хозяевам, конечно, не стоит — слишком много трений накопилось за эти годы. Придётся кочевать. Весной огороды копать, летом, может, пастухом возьмут, потом сенокос. Там уж не до птичек будет…

Как ни молил Трофимыч судьбу, а время пришло. На броде натужно заурчал двигатель. Не хозяйский, незнакомый. Трофимыч вздохнул и пошёл встречать.

Видавший виды «Датсун» с маленьким зачехленным кузовом въехал прямо во двор. Дверца распахнулась, водитель энергично выскочил из кабины, повернулся… Новенький ладный камуфляжный костюм, широкий ремень перепоясывает талию, высокие ботинки армейского образца и золото волос по плечам. Стоит и смотрит.