Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Только вот как быть с верностью, я не знаю. Ральф говорит, правда, что мужчины способны на верность, так же как и женщины, все остальное в них просто так воспитано, но с другой стороны, что такое верность? Ради бога, пусть у него будут другие бабы, главное, чтоб он остался. Он мне расскажет, и я пойму, стоит мне злиться или нет, слышь? Иногда я помираю со смеху: «Везет же тебе, вечно тебе попадаются безупречные женщины». Как-то он кадрился к одной шестнадцатилетней. Я прямо отпала — как петушок!. Купались они при лунном свете, ты ж понимаешь, а она верещала: «Ральфи, посмотри, какие звезды!» Интересно, что бы он сказал, если бы я такое выдала? Сейчас у нас тишь да гладь. В ансамбле я больше не играю, и без того хлопот полон рот. Играть на пианино мне родители запрещали, потому что раньше, видите ли, мещане на нем играли, поэтому мы сейчас не играем на пианино. Они ведь сами толком не знают, что хорошо.

Но, может, у нас у всех то так, то эдак, а? Мне тоже иногда нужен покой. Вот Ральф — он всегда в одном ритме, всегда одинаковый. Поэтому я и хочу большую семью, я надеюсь, найдутся люди, с которыми мы сможем поделить обязанности.

Мечты, ну, такой, как в сказке, у меня нет. Романтика вообще не по мне. Я, пожалуй, мечтаю о том, чтобы не умереть в пятьдесят лет. И еще я хочу познакомиться со многими людьми и чтобы все меня любили. Я хочу, чтобы все друзья собрались в кучу и мы провели бы вместе длинный отпуск. И чтобы было тепло и мы могли бы флиртовать, пить, веселиться. Но только до тех пор, пока бы мне наконец не хватило. А то вечно приходится закругляться в самый разгар. Проблем с людьми у меня нет. Знаешь, эта тоска по братству не по мне. Некоторые всегда ждут, что появится кто-то другой. Не знаю, есть люди, которые от своей интеллигентности уже не знают, чего они вообще хотят. Они только все ругают, у них это считается хорошим тоном. Так и раньше было. Вот, к примеру, писатели, они же никогда не могли справиться с собственной жизнью, один покончил с собой, другой отгородился от жизни, слышь? Они такие великие в том, что пишут, проблемы других людей расписывают будь здоров, а с собственными не могут справиться, ей-богу. Ясное дело, какие-то трудности всегда есть. Если бы человек всегда всем доволен был, ой, ну это ж тоска зеленая, правда? Я через огонь и воду прошла, я имею право говорить об этом. Нет, мне бы не хотелось жить в свое удовольствие. Я знаю людей, они мечтают о такой жизни, но потом, когда перед ними встает серьезная проблема, мир для них рушится. Временами у меня так много всего происходит, что я просто не знаю, как справлюсь. В техникуме нам столько задают, ужас, я сразу так волнуюсь, вот недавно две недели мучилась с одной курсовой работой, и ничего у меня не получалось. И вдруг пришла идея в голову, и я провернула все в один миг. Ну да, и знаешь, здорово получилось, ей-богу, сейчас-то уж все быльем поросло, опять малость продвинулись. Какой-то особой цели у меня нет, просто нужно двигаться вперед.

Перевод И. Малютиной.

Ты представляешь, моей прабабушке было почти сто, когда она умерла. 99 лет и 9 месяцев. И тут ей хватило. «Не хочу, — говорит, — дожить до ста, не то все опять начнется сначала». Она думала, что ей придется еще раз вернуться в детство. Мы только смеялись. Мой отец был обучен ткацкому делу, это у нас вообще семейная традиция. Знаешь, я родом из Фогтланда. У родителей отца была небольшая гостиница с пристроенным к ней кегельбаном, там-то они и установили ткацкие станки. А моя мама, их было семеро детей в семье, она стала мотальщицей, это ей больше всего нравилось. Потом они поженились, вскоре после войны. Папа начал работать в народной полиции, он и по сей день там. Во время войны папа был солдатом, маму призвали на трудовую повинность, она два года отрабатывала, ну, как это называется, «исполняла свой долг».

В пятьдесят шестом мы уехали в Э. Господи, в горах так романтично, лес вокруг и такой простор! Жили в маленьком поселке, всего несколько семей, и все работали в горной промышленности. Мы по-настоящему сплотились, такого потом уже никогда не было. Господи, чего мы только не устраивали детьми! Если договаривались встретиться в три, то железно приходили все. Кроме одной, но ее мы как следует отлупили, и ей пришлось подчиниться, а то как же? Один раз я чуть концы не отдала. Вокруг везде были водостоки, довольно глубокие, и с одного слетела половина плиты, которая его закрывала. Темновато уже было, а я на лыжах через него. Чувствую, проваливаюсь, ой мамочки! Повисла на одной лыже головой вниз. Вот если б я туда ухнулась!

Мама брала работу на дом, фартуки стегала, а куда деваться? Так и таскала свой товар на гору да с горы. Ты представляешь, другие в шахте зарабатывали иной раз до 2000 марок, а папа получал вначале 380. Не могу сказать, что у нас были особенные запросы. Господи, радовались каждой мелочи. Знаешь, папа, он очень добрый. Когда он выходил из себя, всякое ведь бывает то нам, моей сестре и мне, доставались пощечины носовым платком. Сестра на семь лет моложе меня. Никогда не испытывала желания заботиться еще и о ней. Ну, а папа, значит, сорвет на нас зло и успокоится, он ведь не хотел делать нам больно. Носовым платком, да-да. Но мы на всякий случай орали. А мама, она, как я, моментально заводится, ой, как она ругалась! Но потом все сразу же улаживалось. Я хочу сказать, мы с мамой, пожалуй, как двое взрослых, общались друг с другом, понимаешь? Мы с ней часто оставались одни и говорили обо всем. С моей Катрин то же самое, она тоже больше тянется к взрослым. Со сверстниками ей скучно. Она ведь практически выросла с моей сестрой.

Потом, школы в деревне не было, слишком мало ребятишек, мы ездили на школьном автобусе в город. И если уроки заканчивались раньше, мы останавливали водителей самосвалов. Здорово было, там в горах вообще прошло самое прекрасное время. Потом шахту закрыли и папу перевели в В. Ему приходилось долго ехать по лесу на мотоцикле. А снегу сколько было! Он прятал в одном месте лопату, потому что ему вечно приходилось разгребать снег. Потом и мы переехали к нему, начали строить кооператив в В. А мама переживала, господи, как же мы все это оплатим? А папа сказал: «Очень просто, в рассрочку». Так что у нас на первых порах была наглядная цель. Мама работала в три смены мотальщицей. Она всегда мечтала о собственной мотальной мастерской. «Ах, — говорила она, — всю ночь я опять работала, господи, как это прекрасно». Пока в конце концов не заболела.

Должна сказать, учителя в школе, как правило, меня любили. Я всегда высказывала свое мнение. И если учитель имеет голову на плечах, ему это нравится. Я имею в виду, что и другие ведь попадались, всегда же замечаешь, смыслит учитель кое-что или нет. Вот математичка, та не могла ответить на самое простое. «Не лезьте с вашими дурацкими вопросами, — вопила она, — не то я задам вам сейчас перцу!» Мы так смеялись! Я с удовольствием ходила в школу, ничего не могу сказать. Только в шестьдесят первом у меня прихватило печень, у нас это вообще семейное. Ой мамочки, тогда мне тяжело давалась учеба. Но наш классный руководитель, он был на высоте. В школе я вечно восторгалась нашим поселком в Э. И когда наш учитель получил машину, он заехал за мной и мы вместе поехали с ним туда, наверх. Хотя я уже давно закончила школу, мы всегда встречаемся с ним, если я бываю там.