Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с. А может, дело в несостоятельности поэтов, пророков и философов?

Негромкая классическая музыка.

С а б и н а. Он сразу сказал мне, чтобы я не рассчитывала на его благодарность, ибо подобных чувств он никогда не испытывает.

Й о н а с. И некоторых других тоже. Хочу предупредить вас сразу, что в моем характере преобладает несколько черт. Я эгоистичен, жаден до денег, прожорлив и труслив.

С а б и н а. Вы рисуете такой чудовищный автопортрет с поразительным хладнокровием.

Й о н а с. Вы ошибаетесь, если думаете, что я наговариваю на себя. Более того, я пасую перед малейшей трудностью и не задумываясь беру все, что мне дают, не важно, имею я на это право или нет.

С а б и н а. Пока вы пишете такие стихи…

Й о н а с. Я пишу их вовсе не из желания угодить вам или понравиться. Пишу оттого, что пишется.

С а б и н а. Хорошие стихи редко возникают из желания угодить. Йонас, я хочу сделать вам одно предложение.

Й о н а с. Слушаю, мадам.

С а б и н а. Перестаньте разыгрывать шута. Давайте спустимся наконец на землю. Я знаю, что вы сейчас без работы и без крыши над головой.

Й о н а с. А вы разыгрываете представителя органов охраны порядка. Я…

С а б и н а. Вы меня не дослушали. Я хочу только, чтобы вы писали, больше мне от вас ничего не надо. Квартиру эту вы уже знаете, даже ночевали здесь. Мне кажется, тут вполне хватит места для двоих и можно не сталкиваться носами. Я ведь на весь день ухожу в издательство, вы можете спокойно работать…

Й о н а с. Или спать…

С а б и н а. Как захотите. Оставайтесь, пока не надоест вам или мне. Пока не найдете чего-нибудь получше. Что касается денег, то я постараюсь выбить вам стипендию. Ну, что вы скажете?

Й о н а с. Я не люблю связывать себя никакими обязательствами. С другой стороны, это будет по отношению ко мне только справедливо.

С а б и н а. Угу.

Й о н а с. Я без шуток это говорю. Слишком долго я был мальчиком для битья. Пора наконец воздать мне должное. Или вы считаете, что, помещая меня в бесконечное количество интернатов, общество выплатило мне все долги?

С а б и н а. А разве оно вам что-нибудь должно?

Й о н а с. Да. Должен же кто-то нести ответственность за то, что со мной происходило все эти годы.

С а б и н а. Но в последнее время… Вы же сами так хотели.

Й о н а с. Ну да, как человек, сидя в зубоврачебном кресле, хочет, чтобы включили бормашину. Раз сидит, не уходит, значит, хочет. А что, по-вашему, я должен был делать? Отправиться на Запад вслед за теми, кто произвел меня на свет, и подложить им под дверь взрывчатку?

С а б и н а. Никто же не говорит о мести…

Й о н а с. Неужели? В таком случае считайте, что я говорил об искуплении вины. Можно сформулировать и более прозаично — о возмещении ущерба.

Впрочем, я совсем не уверен, что такая жизнь мне подойдет. Может, я могу писать стихи только сидя где-нибудь на ящиках, или за рулем служебной машины, или в общежитии в комнате на четверых, где орет радио и дуют пиво…

С а б и н а. Йонас! Так вы согласны или нет?

Й о н а с. Честно признаться, я побаиваюсь. Но поскольку мы и сегодня утром продолжаем говорить друг другу «вы», я решаюсь на этот эксперимент. К тому же вы не самый несимпатичный человек, которого я встречал. Но учтите: я отнюдь не страдаю застенчивостью и не беру на себя никаких обязательств. Даже писать.

С а б и н а. Хорошо, хорошо.

Й о н а с. Надеюсь, вы отнеслись к моим словам серьезно.

С п о к о й н ы й м у ж с к о й г о л о с. Вот в этом-то и было дело. В том, что он говорил серьезно. Все думали, что это какие-то странные шутки с его стороны, что он пытается шокировать окружающих, самоутверждается, а потом невероятно удивлялись, когда он оказывался именно таким, каким себя описывал, и поступал так, как предупреждал заранее.

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с. Безусловно. Когда он на поэтических семинарах громил всех и вся, кричал, что вокруг одни тупоголовые бездари, он говорил то, что думал. Отчаянные попытки Сабины Линн сгладить его слова ни к чему не привели. Все маститые были так разгневаны, что о том, чтобы успокоить их, не могло быть и речи. Вы только представьте себе! В избранное общество врывается эдакое дитя интернатов, длинноволосое чудовище, несет бог знает что…

С п о к о й н ы й м у ж с к о й г о л о с. Сначала он прочитал свои стихи, и, надо сказать, очень неплохие…

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с. Ну и что? Думаете, если какой-то тип с горсткой стихов врывается на мирные пастбища, где все выгоны уже давно поделены и никто никому не перебегает дорогу, так ему станут бешено рукоплескать?

С п о к о й н ы й м у ж с к о й г о л о с. Но можно ведь было хотя бы его выслушать.

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с. Его и слушали — правда, с издевательскими ухмылками на лицах. Но большего ожидать было трудно, спасибо хоть не освистали.

В з в о л н о в а н н ы й ж е н с к и й г о л о с. Неужели, чтобы добиться признания, художник должен либо умереть, либо стать мучеником? Неужели толпа, прежде чем поверить, должна распять?

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с. Пророк, оскорбляющий всех вокруг, не скоро дождется вознесения.

С а б и н а (пытаясь перекрыть нарастающий шум в зале) . Дорогие коллеги! Я прошу тишины! Мы ведь должны совместно выработать… Уважаемые коллеги… пожалуйста… Объявляется перерыв на двадцать минут!

Шум в зале.

Шаги по ночной улице.

С а б и н а. Хорошо на свежем воздухе, правда?

Й о н а с. Не знаю.

С а б и н а. Вечер очень теплый.

Й о н а с. Зачем вы говорите всякую ерунду про свежий воздух, хороший вечер? Я ведь сорвал вашу встречу бородатых обывателей, занимающихся стихоплетством. И ни к чему ваши дипломатические ухищрения не привели; явные дыры залатали, но нитки-то торчат. Все и разбежались. Зря вы только добивались, чтобы меня на эту встречу пригласили.

С а б и н а. Нет, не зря. Вы пишете хорошие стихи.

Й о н а с. Конечно, теперь вы станете отчаянно доказывать, что были правы. Разумеется, я пишу хорошие стихи. Не просто хорошие — выдающиеся. Но ведь для того, чтобы это выяснить, не обязательно участвовать в поэтическом семинаре. Я предупреждал вас, что всех там разнесу, разве нет?

С а б и н а. О да.

Й о н а с. Скажите, а вы можете хоть раз разозлиться? Накричать на меня, сказать, что ошиблись во мне?

С а б и н а. А вам бы этого хотелось?

Й о н а с. Да! А то вы все с вашим проклятым всепрощением и пониманием… И только для того, чтобы вызывать во мне чувство вины.

С а б и н а. Что ж, могу признаться, для меня все обернулось скверно, но я надеюсь, что ты мне это компенсируешь.

Й о н а с. Черта с два. Своими стишками, что ли? Перевязать ленточкой и преподнести вам целую дюжину, а?

С а б и н а. С тех пор как вы живете у меня, Йонас Александр Дорт, вы написали шесть стихотворений, по одному в неделю.