Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Й о н а с. Что, слишком мало? Извините, не знал размеров квартплаты.

С а б и н а. Ты получаешь стипендию…

Й о н а с. Наконец-то. Я этого ждал. Так знайте, что я расцениваю все ваши благодеяния как жалкий минимум того, что можно было для меня сделать. И я вовсе не обязан за всякую малость, выдаваемую мне обществом, расплачиваться листком бумаги, на который я выплюнул очередное стихотворение. Пока никто еще не заслужил моей благодарности. Меня тошнит от всего: от этой вылизанной квартиры, где изо всех сил стараются меня не потревожить, от обедов и ужинов на белой скатерти… Нет, запихните меня обратно в грязь, и все пойдет хорошо. Но дайте мне хоть немного уюта и благополучия, и я стану кричать «еще, еще», как разбойник, которому отдают лишь половину мешка с золотыми монетами, а он, чтобы получить все, убивает владельца.

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с. Видите, чего вы добились? Протяните этому гению палец, и он уже норовит отхватить всю руку, да еще с бриллиантовым кольцом в придачу. К чему же все это приводит? К апатии, нежеланию писать, к совершенно необоснованным претензиям. Ведь вы же сами уверяете, что истинный талант пробьется несмотря ни на что. Ставьте чистый опыт, и я буду первый, кто снимет шляпу перед таким самородком.

В з в о л н о в а н н ы й ж е н с к и й г о л о с. Думаете, ваша позиция оригинальна? Об этом еще Мюрже писал в своей книге про парижскую богему, когда бывшие бунтари от искусства, сытые, благополучные, признанные, сидят в мягких тапочках у теплых каминов и сами теперь уже качают головами по поводу этого невозможного молодого поколения, которое они совершенно не понимают.

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с (смеясь) . Дорогая моя! Неужели вы не видите, что ваш замечательный пример подтверждает мою правоту?

Ночь, шаги.

С а б и н а. Что же тебе надо, чтобы ты мог писать?

Й о н а с. Ничего не надо. Просто мне плохо здесь, и все.

С а б и н а. Может быть, освободить тебе гостиную? Тебе ведь так нравился эркер и вид из окна.

Й о н а с. Если ты так хочешь. Но я ничего не прошу.

С а б и н а. Поцелуй меня.

Й о н а с. Вы знаете мое отношение к эротике.

С а б и н а. Да, это форма закрепощения личности. Может, мне, как прилежной ученице, заодно повторить и то, что ты говоришь о любви: абсолютно асоциальная форма существования, которая не поддается никакому упорядочиванию, можно лишь выплеснуть ее из себя. Но ведь именно асоциальная форма существования и должна была бы тебя привлекать!

Й о н а с. Ошибаетесь. Дети, выросшие в интернатах, самые социализированные существа на свете, моя дорогая. Только не плачьте, ради бога, если не хотите, чтобы я удрал.

Шум приближающихся мотоциклов.

А д а. Когда она явилась ко мне с чемоданом и попросила разрешения пожить неделю-другую, я была просто ошеломлена. Я знать не хотела о том, что за сцены там у них разыгрывались, правда, не хотела. Все ее объяснения были просто смехотворны.

С п о к о й н ы й м у ж с к о й г о л о с. Что же она говорила?

А д а. Ну, например, что этот Йонас Дорт нуждается в абсолютном покое, иначе он не может работать в новой обстановке. Кстати, эта новая обстановка была ее собственная квартира и он находился в ней уже довольно долгое время. Наконец, я не выдержала и спросила ее, почему она попросту не выставит его за дверь.

С п о к о й н ы й м у ж с к о й г о л о с. А она что ответила?

А д а. Она принялась очень пространно объяснять, что дело не в ней, что речь идет об искусстве. Глаза у нее при этом были полны слез.

С к е п т и ч е с к и й м у ж с к о й г о л о с. Что ж, искусство требует жертв.

В з в о л н о в а н н ы й ж е н с к и й г о л о с. Да, искусство требует жертв.

Квартира Сабины, звонок в дверь.

А д а. Не ожидала вас тут застать.

Й о н а с. Можно подумать, вы не знали, что я живу в квартире Сабины.

А д а. Вы работаете?

Й о н а с. Нет. У вас какое-то дело?

А д а. Не к вам. Я принесла Сабине верстку.

Й о н а с. Давайте. Она иногда заходит, но сейчас ее нет.

А д а. Я знаю.

Й о н а с. И все-таки не ожидали меня здесь застать?

А д а. Я хотела с вами поговорить. Вы позволите мне войти?

Й о н а с. Разумеется. Что вам предложить? Ром? Коньяк? Водку?

А д а. Вы тут, я вижу, живете прекрасно и ни в чем себе не отказываете.

Й о н а с. Так оно и есть. Я живу здесь прекрасно и ни в чем себе не отказываю. У вас еще есть ко мне вопросы?

А д а. А Сабина? Она еще живет здесь?

Й о н а с. Вы же видели табличку на дверях.

А д а. Я не встречала человека, который бы вел себя так нагло, как вы.

Й о н а с. Вы говорите прямо как мои воспитательницы в интернате. Вы что, явились меня воспитывать?

А д а. Нет, я считаю, что это напрасный труд.

Й о н а с. Я вижу, вы меня терпеть не можете?

А д а. Я вас ненавижу. Вы живете как паразит, позволяете бедной Сабине вас содержать, целый день ничего не делаете, рассматриваете свой собственный пуп, и при этом еще грубы и жестоки, как апаш из предместья.

Й о н а с. Интересно. Вы говорите очень ярко и прочувствованно. Но скажите, на чем основано последнее ваше утверждение?

А д а. А разве вы не избивали Сабину?

Й о н а с. Ах вот оно что. Это вам Сабина рассказала?

А д а. Сабина! Сабина все отрицает, лишь бы только вас выгородить и оправдать.

Й о н а с. Оправдать? Перед кем?

А д а. Хотя бы перед всеми нами. Чтобы мы не прокляли вас окончательно.

Й о н а с. «Прокляли»! Как вы высокопарно выражаетесь, леди. Если Сабина говорит, что я не бил, значит, так оно и есть. На самом деле все было гораздо хуже.

Шум приближающихся мотоциклов.

И ведь я много раз объяснял ей, что я отнюдь не герой.

Мы шли по пустынной улице. Они появились на своих мотоциклах и окружили нас, стали нам что-то кричать, но мы еще некоторое время шли, стараясь не обращать на них внимания. Но Сабина, эта альтруистка, совершенно далекая от реальной жизни, вдруг решила, что они привязались к нам из-за меня — из-за моих волос и прочего. Это все ерунда, я таких типов знаю, у них у самих гривы до плеч, их интересовала только женщина. Не думаю, чтобы они замышляли что-нибудь серьезное. Отпускали дурацкие шуточки, не более того. Но Сабина почему-то решила, что должна меня защитить, и стала их ругать.

Они наверняка не поняли, что она им кричала, даже я не понял, хотя шел рядом, но их разозлил уже сам факт. Они слезли со своих мотоциклов и схватили ее.

Шум мотоциклов смолкает.

Они хотели ее только немного попугать, но она зачем-то принялась кричать и отбиваться. Они были настроены вполне благодушно, иначе дело не обошлось бы синяками. Когда они наконец убрались, я вернулся и нашел ее на скамейке в парке. Она не смотрела на меня, да и мне тоже не хотелось смотреть на нее. Все же домой мы вернулись вместе.