Валерий Попов - Нарисуем [журнальный вариант]

А дочь до полуночи так и не появилась. Не привлек!.. Зато рассказ, кажется, написал. Сидел, кумекал.

Звонок! Схватил трубку.

— Алле!

— Что ты сделал с нашим Митькой?

“С нашим Митькой”? Инна!

— Привет!

Запасная жизнь?

— Что я сделал… с нашим Митькой? — с удовольствием произнес.

— Он сошел с ума!

Даже не знаю — радоваться ли?

— Он сейчас в больнице.

— ?!!

— Вырезали аппендицит.

Слава богу.

— Читает твоих “Горемык” и хохочет на всю палату! Врачи опасаются — разойдется шов. Говорю ему: хоть шов придерживай.

— Лечу!

В аэропорту, распарясь, опрометчиво бросил пальто в багаж — какое пальто, если меня ждет такой жаркий прием! Малость не рассчитал.

К Митьке лечу! Если не сын… то, во всяком случае, сын духовный — а это еще важней!

Да, тут другое. По приземлении все стали вытаскивать из верхних багажников куртки, дубленки… Погорячился! Горячусь всю жизнь. Чем и горжусь. Чем же еще гордиться? Выскочил первый… Снег!

В аэропорту грязный язык багажного конвейера пополз и остановился. Раздался здоровый смех.

Самолетный багажник на высоте замерз — никак не открыть! “Ждите, пока освободится специальная разогревательная машина — она обслуживает другие рейсы”!.. А вертолет на Пьяную Гору уже лопастями шевелит. А, выбежал в пиджаке. Радость не ждет!

Вертолетчик слегка удивленно на меня смотрел. А что такого? Тепло!

Вот и знакомая вертолетная площадка появилась внизу. Сердце прыгало…

— Ну-ну! — Пека мрачно произнес, когда я перед ним появился. Желания накинуть другу знаменитую свою шубу длинного искусственного ворса — не изъявил. Не поделился также и шапкой. Ну-ну!

Сели в его замызганное авто.

— А Митька где?

Почему-то был уверен, что он встретит меня.

— В больнице.

— Так зайдем!

— Карантин, — он вяло ответил.

— Увидимся хоть?

Пека пожал плечами. Еле завелся. Мотор времен недоразвитого социализма… Мрак. В это время года я к ним не приезжал. И правильно, видимо, делал. В шесть вечера уже полная тьма.

— Это у нас еще не настоящая ночь! — мрачно Пека произнес. Похоже, семейное счастье доконало и его. Как-то стало смутно: зачем я прилетел?

Во тьме мелькали лишь белые березки вдоль дороги.

— Комсомольцы посадили еще, — сказал Пека словно с издевкой.

— Ну а что в этом плохого? — вступился я. — Было такое время.

Теперь, видно, другие времена… Комсомолом я никогда не увлекался, но и нельзя все, что было, во мрак погружать.

— Нарисуем! — бодро смотрел по сторонам. Картина довольно странная открывалась. — А чего чуть не на каждой березе венки?

— Так бьются все! В основном бандовня нынче ездит. Им что чужая жизнь, что своя.

— Прям какая-то аллея героев! — вырвалось у меня.

— Угадал. — Пека впервые усмехнулся, хоть и невесело. — Так все и зовут.

Навстречу пер какой-то черный катафалк с темными окнами.

— Аккуратней рули!

Но Пека, видно, не собирался уступать. Судя по состоянию его — не прочь и наш с ним венок тут повесить.

— Ты что делаешь?! — Пришлось мне самому схватиться за руль.

Стояли, отдыхивались… Похоже, поездка сюда не такой уж радостной может получиться. И не такой длинной.

— Разъездились тут! — просипел Пека. Как видно — враги!

Наконец-то дома… и какие-то пьяные толпы. И что особенно жутко — молодежь.

— Выходной, что ли?

— У нас теперь выходные сплошь. Стоит все!

— Скучаешь по работе? — вырвалось у меня.

— Да хер ли по ней скучать? Это я для тебя тут художества рисовал. А на самом деле так… потное однообразие.

— И то кончилось.

— Ну это мы еще будем смотреть. Горизонты глубже восьмисот закрыть хотят. Невыгодно им! Хотят сверху наскрести себе, а остальное все кинуть. Не выйдет у них!

А я боюсь — выйдет. И поселка не узнать. Хотя при первом знакомстве казалось — куда ж хуже? Всегда есть куда. То там, то сям окна вынесены вместе с рамами, внутри следы пожарища, копоть по фасаду. Построил Пека… ранний ренессанс! “Тут будет город-ад!”

“Да, выжигают тут... неугодных”, — подумал я. И вряд ли Пека в числе “угодных”. Оставшиеся окна, вплоть до верхних этажей, в грубых решетках.

— Это от воров, что ли?

— Нет, от комаров!

— Мне кажется, Пека мне не рад, — высказал я, когда Пека, напившись, рухнул.

Да, и Инна усохла. Усохнешь тут!

— Почему не рад? — усмехнулась она. — Для любимого дружка из могилы вылез!

— Как?

— Так. Сели с дружками в руднике, давно отключенном, и не выходят! Будто кому-то есть дело до них. Тут теперь другие дела.

— Но какие же?

— А какие везде! “Шахты стоят — мерседесы ездят”!

— Встретили тут один…

Инна обмерла.

— Таранить он его не пытался?

— Нет.

— Ну, видимо, пожалел тебя… для первого раза.

Да нет. Не пожалел.

— Ну и сколько он еще пробудет тут? В смысле, на поверхности?

— Спроси у него. Надеюсь, пока ты тут…

Ясно. Затем и позвала! Вытащить мужа из “могилы”.

— А Митька что?

— Аппендицит сделали. Теперь карантин у них там... по гепатиту. И слава богу! — вдруг вырвалось у нее.

— Что ты такое говоришь?!

— Здесь нечего Митьке делать! — затряслась. — О сыне он не думает!

Совсем уже ошалела от отчаяния… Конечно, про то, как Митя хохотал над моей книгой, придерживая шов, она уже не скажет. Теперь ни к чему. Да-а, прилетел на праздник! Праздников не напасешься на тебя.

— Так точно Пека не скроется, пока я тут? — тактично тему переменил.

Она пожала плечами.

— Тут мы еще избу-читальню открываем. Все книги, что он копил, отдали туда. И твои, что ты нам дарил, — тоже. Раньше он увлекался книгами. Надеюсь, хоть это вытащит его!

Откуда именно это его “вытащит” — она не уточняла. Но и не надо уточнять. Отовсюду!

— Сколько сил он в нее вложил! Задним числом узнала: свои ртутно-золотые бляшки растапливал, чтобы материалы купить.

То-то он зеленый такой.

— Все говорил: “Вот приедет к нам Попик!” — Она смутилась. — Так он называет тебя. Не знал?

— Нет.

— Знай теперь. “Вот приедет к нам Попик — будет где выступить ему”… Библиотеку-то поселковую сожгли…

— Господи! Библиотеку-то за что?

Она пожала плечами.

— Зато теперь вот! — подвела к окну. За окном (из щелей торчит вата… да, особо аккуратной хозяйкой она не была никогда) простирался бескрайний темный двор — как я понимаю, до Северного полюса… Прямо под окнами был детский городок, качели, карусель… тоже слегка обожженные, и рядом с ними поднималась избушка в четыре окна... и ее тоже сперва воспринял как часть детского городка. А это, гляди, центр культуры!

— Вот тут ты сегодня и будешь выступать.

“Да, — подумал я, — зал исключительный. В таком я еще не выступал”. Но откликнулся, как всегда, с энтузиазмом:

— Молодец!