Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

Раз пять за ночь Никита вскакивал, бегал на канал — смотреть, не угнали ли катер — свободно могли перепилить цепь или открыть замок. Может, он своим мельканием и отпугнул воров? Последний раз бегал туда-обратно уже на заре. Скрипел половицами рядом со мной.

— Ты спишь — или нет? — произнес он почти умоляюще.

Я сладко потягивался на старинной кровати. Эта обстановка принудительной роскоши, которую насаждала тут Ирка вопреки ему, вводила Никиту, друга лесов, полей и рек, в дикое бешенство... но не меня. Меня вообще в бешенство трудно ввести. И перед предстоящим суровым плаванием — почему бы не понежиться? Если он думает, что я во всем буду подчиняться ему... Впрочем, поторопиться стоит: вместо прощальной записки Никита оставил черепки двух севрских ваз. Как обычно — погорячился, давая понять, что знает, зачем она уехала в Москву. Теперь страдает, попрекает меня тем, что я при последней ссоре с моей женой разбил лишь чашку за восемь рублей. Конечно, таких бездн страданий, как у моего друга, у меня нет, да и ваз — тоже. Да и чашку, честно говоря, я надеюсь склеить по возвращении, все-таки вещь! Ссоры неизбежны, но вещи надо беречь. Масштабы наших друзей, Ирки и Никиты Дубровичей, недоступны нам — моя жена столько не зарабатывает, сколько его, и разбить севрскую вазу — для меня радость недоступная. Так что — хотя бы еще немного понежусь. В пределах разумного.

— Ну ладно... А где рубашка моя? — вняв мольбе друга, я поднялся.

— В ванной. Ты вчера ее выстирал... зачем-то, — улыбнулся он.

— Так единственная моя богатая вещь!

При упоминании богатства Никита задергался. Ничего — у них много еще ценных ваз, хватит на десятки, если не на сотни, таких отъездов. А не хватит — подкупят еще, Ирка ни в чем не знает удержу, и, конечно же, гораздо безумнее, чем ее муж, и — богаче: все контакты итальянцев с отцами нашего города держит в кулачке, так что Никита может позволить себе пару ваз... так же как работать крупным ученым за малые деньги — хотя переживает, конечно, этот перекос.

Мы спускаемся к катеру. Помимо сохранения равновесия на борту, на мне еще одна важная задача — создание эпоса, саг и баллад об этом плавании. Сделаем! Почему нет? Я вообще надеюсь на этом катере в литературу уплыть, вырваться из того засекреченного ада, в котором с Никитой держат нас. И Никита надеется. Но и волнуется — вдруг саги будут не те?

Когда мы с ним ездили в Москву в командировки и там немного позволяли себе, на обратном пути он изводил меня, добиваясь создания безупречной легенды — чтобы только научные встречи, все по секундам. И я сочинял! Здесь такая прелесть вряд ли получится — судя по отчаянному настрою его, да и по тому, как мы стартовали, по черепкам севрских ваз.

Похоже, он вообще собирается в этом плавании погибнуть. Ужас он способен затмить только еще большим ужасом: другого метода не знает. Главное — не пускать его в Ладогу, самый опасный на свете водоем, крутить его до изнеможения здесь... Думаю, Ирка будет мне благодарна. Да и мать Никиты, думаю, благодарна бы была. Да я и сам себе буду благодарен: жить-то охота. Попробуйте найти другого вместо меня на такой эпос!

Никита «кошкой» поймал катер, отогнанный от ступенек, причаленный за кольцо в гранитной стене, подтянул его и прыгнул. Катер «свихнулся» набок, Никита чуть не упал. Ухватился за мачту с прожектором. Устоял! Хорошее начало! С ходу чуть не оказались в воде. Бешено вращая очами, заорал мне:

— Давай!

...Не украли почему-то наш «гробик»! Хорошенький — даже окошки в нем есть. Можно рулить, стоя на палубе, а можно из рубки, за стеклом. На просторной корме, где можно блаженствовать, — люк в темный трюм.

Строили мы его на родном заводе, где трудились с Никитою после вуза... слепили наш корабль из всего практически, что было не нужно. Заводские охранники, выпуская нас, буквально рыдали от нашей честности, осматривая корабль. С трудом успокоили их, дав денег.

Покидали наш багаж на корму, потом, через рубку, — в каюту. Пусть пока валяется, потом разберем! Развязали на причальном кольце морской узел...

Никита, схватив весло, начал отгребаться. О, волшебный, чуть гнилостный запах воды! Всю зиму о нем мечтали!

— Греби, сволочь! — Никита заорал.

Волной прошедшего катера нас колотило о гранит. Вытащив из трюма весло, огребался им, стоя на корме. Гондольер!.. Хотя, если учесть «резиновых медуз», плывущих тут в изобилии в солнечных бликах, в красивом слове «гондольер» хочется заменить одну букву. Пока эпос не очень звучный идет.

— Табань!! — Никита завопил. Яростью на все плавание запасается. Хотя, думаю, в этом плавании будет у него возможность ее пополнить. Тяготы «свободного плавания» еще только начались.

До этого мы с ним иначе плавали, и на другом водоизмещении. Спускали в Неву из дока секретный «заказ», замаскированный над поверхностью воды под дровяной сарайчик, — и так тащили нас на буксире через всю Неву в Ладогу. Маршрут никак не зависел от нас. Балтийское море безъядерным было объявлено, поэтому долго волокли нас по Свири из Ладожского озера в Онежское, дальше по Беломору, через Выгозеро, через девятнадцать шлюзов. Порой только выйдешь наверх потянуться, зевнуть: это где мы шлюзуемся? Не поймешь! Выручали нас только карты — но не географические, другие. Сека, преферанс. Правда, и там Никита бушевал, но в железной «коробочке», которую тянет сонный буксир, бушевать бессмысленно — быстро утихал. Потом, безвылазно уже за приборами сидя, ходили петлями в Белом море, пересекая магнитные линии, «размагничивали» подводную лодку — без размагничивания ею пользоваться нельзя. Вернувшись к берегу, сдав «заказ», тащились на поезде назад. На одной и той же станции — всегда! — входили освобожденные урки, продавали финки с наборными рукоятками. И это единственный момент азарта был у нас.

В «свободном плавании» у нас, похоже, иначе все: будет дана воля всем страстям. И вот уже результат: не успели отплыть — терпим бедствие! А еще хотим в Ладогу плыть!.. Ну — не все, положим, хотят. Хочет Никита. Безумие чистой воды — к Ладоге, самому чистому водоему, это особенно относится. Но насчет Ладоги мы еще поглядим. Пока, слава богу, бьемся перед первым мостом. Проход длинный, узкий — никак не попасть, все время промахиваемся, колотимся о гранит. Сверху нависают, продолжением набережной, плоские шероховатые колонны Казанского собора. Сколько раз тут пешком пробегал. Но впихнувшись-таки в тоннель, завязли. Под Невским в грязи застрять и тут и провести отпуск? Только на большой скорости трубу эту можно пролететь, а мы — еле назад из-под моста вылезли, по локоть уже в грязи. Хорошо начинается! Может, пока не поздно, вернуться домой, склеить вазы, дождаться жен?