Валерий Попов - Тетрада Фалло

— Так что поехали... Муся! — Так же, как и дорогую свою сестренку, и меня называл, с той же усмешкой. Может, из-за того, что Муся так одинокой и осталась, что он ею руководил, так же женихов ее встречал, как моих? Уже двоих моих «ласково» встретил! После ласки его костей не соберешь! После этого — Мусе указывает, «где на самом деле сердце ее». Муся номер один, номер два. Начальница роддома, а сама — без детей. И не пыталась даже — под зверским взглядом его. А если пыталась — не одобрил он? Я — Муся номер два? Ну нет уж! Со мной этот номер не пройдет!

Поговорили! И он отлично все понял. Слов больше на уговоры тратить не стал. Знал мой характер. Так же, как свой.

— Не едешь, значит? — только проговорил.

— Летом. В консерваторию, — холодно ответила я.

— Ну... тогда и я тут пока останусь! — зловеще произнес.

Мол, мало вам не покажется... и тебе в том числе. «Похоже, моя блажь на историю повлияет... на историю старинного города Троицка!» — мелькнула мысль, но с каким-то горделивым оттенком: мол, а почему бы и нет?

— Эх! — Уходя к дому, сказал: — Я хотел по-доброму... а ты — так!

Сердце мое дрогнуло. Действительно, что ж это я? Но он не обернулся. Вместо этого:

— Санек! — охраннику весело крикнул. — Оставь ключ ей!

Мол, даже имени ее не припомню — не стоит она того. Перед охранником!

— Раз ей так нравится тут , — произнес издевательски. — Поехали!

Санек вынес сумки, — брякала стеклотара! — запер дверь. Я сидела в беседке, любуясь вечерней гладью озера, на которой с тихим чмоканьем время от времени расходились круги от рыб. Саня вошел в беседку, стукнув, положил ключ на скамью. Испуганно оглянувшись, — хотя я была уверена, отец не смотрел на нас, — Саня шепнул:

— Еда в холодильнике.

Я не прореагировала. Они вереницей ушли к машине. Все! Заточили в монастырь! Ну нет уж! Я схватила ключ, открыла дом, вошла в зал. И не успели они еще отъехать — ударила по клавишам. Такой бравурной трактовки «Песня без слов» Мендельсона не знала еще никогда!

Ночь я проплакала. Но — проснулась с ясной головой и в бодром настроении. Что я конкретно решила, было пока неясно, ясно одно: я решилась. Вспомнила: так же первую ночь я проплакала в «Зеркальном» — казалось мне, что все рухнуло... но проснулась я твердой. Чего я там добилась? Утвердила себя.

Для начала я искупалась в озере. Потом вкусненько позавтракала. Потом сыграла «Песню без слов», но в последнее время «Песню без слов» я использую для размышлений. Ясно, что именно для этого меня и заточили. «Остынь, цыганка!» — часто мне папа говорил.

Однажды я сбежала отсюда. Это было как раз тогда, когда отец разбирался с Максимом и его родителями. Еще одного такого разбирательства я не выдержу. Тогда я выбиралась отсюда — пятьдесят километров! — целый день. И все равно — опоздала.

Интересно, знает уже отец, как я стояла нищенкой возле больницы? Разбирательство может быть самое суровое. «Прыжок тигра». Надо его опередить. В чем? Против чего он борется, чего он больше всего боится? Надо, чтоб он уже этого не боялся. Сурово, но это единственный выход. Если он будет меня все время опережать, то не видать мне счастья. Грустно, но факт. Когда все свершится, он поймет, что проиграл. Любимой дочке он это простит. А если я все время буду проигрывать ему, то ничего из меня не получится. Сделает из меня вторую тетю Мусю — и все. Замечательную он выстроил ей жизнь! «У тебя есть все!» — однажды кричал он на тетю Мусю. Действительно, благодаря подаркам, что дарят ей счастливые матери и отцы, квартира ее напоминает музей, а точнее — кладовку магазина. «У меня... нет... ничего!» — с глубокими вздохами, удерживая слезы, произнесла Муся. Отец, видно расстроившись, долго молчал. «Ты имеешь в виду... своего уголовника?» — произнес наконец папа. Я, лежа в соседней темной комнатке, навострила ушки. Но тут папа закрыл дверь. Да, он кого хочешь сломает. Но мне он простит, надеюсь, что меня не сможет сломать?

Спящей принцессой в хрустальном гробу я быть не согласна. Самостоятельно принц, чтобы разбудить меня поцелуем, сюда не доберется. Придется его командировать. Лишь поцелуй — и все! Чтобы папка понял, что я не пешка в его руках. Важней — чтобы я это почувствовала, а то я как-то уже начала в себе сомневаться. Второй раз пятьдесят километров отсюда до города мне уже не пройти. Цыганки одолевают в день и больше, но на телегах. Папа специально оставил меня здесь, чтобы укротить, чтобы продемонстрировать: все! сломалась! Второй раз ты уже не пойдешь. И он прав. Трудней того марш-броска я не знаю пока ничего. «Ты как кошка драная!» — сказал папа, когда меня увидел. Что интересно, он не удивился, когда я появилась в его кабинете, к ужасу секретарш. Секретарш, надо сказать, он не боится и голоса не понижал. Так что они слышали все. Но второго такого раза не будет. Я стала умней. А может, наглей. Сам папка виноват — воспитывал меня в особых условиях: не бойся, мол, дочка, ничего. Выбрасывал с лодки меня, не умеющую плавать. И я поплыла. Но теперь я останусь в лодке. Пусть он поймет, что я не только упрямая, но хитрая. И будет меня хоть как-то ценить — поняв, что дочь его что-то соображает и может отвечать на его действия быстро и четко. А то он потеряет ко мне интерес, как теряет он интерес ко всем, кто им сломлен. Пусть останется перед глазами у него этакий аленький цветочек, который ему не сломить.

Думает, заточил меня в монастырь. А может, устроить тут гулянку с сокурсниками? Мы у всех уже в гостях побывали, кроме меня. Не приедут, побоятся. Водяным рвом меня окружил?

Только один может сюда приехать! Операцию, под грозным приглядом, не побоялся сделать, а в гости приехать? Такой пустяк!.. Ну не пустяк, конечно... Ну так и хватит пустяков! Пора что-то серьезное делать. А кто побоится... вся жизнь у того сойдет на пустяки, на крупное не решится! Посмотрим, какой ты хирург!.. Или всю жизнь будешь кому-то ассистировать? Давай! Заодно и с тобой разберемся, каков ты!.. Никогда еще «Песня без слов» не исполнялась так энергично! Песня на середине оборвалась. Допоем, если Бог даст. В прихожей посмотрела в зеркало на себя. Глаза мои сияли. Неужто папка думает, что я тут плачу? Не такую родил.

Не отключили ли связь? Подняла трубку. Гудок. На слух — самый обыкновенный. Но... Однажды Санек, скучая, мне объяснял, что связь эту, правительственную СВЧ, невозможно подслушать. Вот и хорошо. Все-таки какую-то ниточку для связи папка оставил. Вдруг дочка загрустит, попросится на ручки. Нет!

В ящике книжка — «Указатель абонентов»... Отец, естественно, первый... но ему мы последнему позвоним, если ничего не получится, лапки кверху. Сам же, папка, расстроишься, что меня сломал. Был один человек, тебе равный!.. Во всяком случае, любящий тебя и мечтающий быть как ты. Пока тебе не буду звонить... понапрасну расстраивать. Пока мне другого хочется — чтобы приехал кто-то, пожалел меня.