Валерий Попов - Запомните нас такими

Нет — драться сил нет, зубов не напасешься. Пойдем другим путем: вывинтим из машинки лист романа, где я доказываю по привычке, что жизнь удалась, и займемся другим, более актуальным делом!

«В 27-й отдел милиции от жильцов дома 13/9 по Невскому проспекту. Просим вас защитить нас от действий владельца машины марки «Москвич»... номер такой-то, который своими действиями делает нашу жизнь невыносимой. Ставя свою машину под нашими окнами, он ежедневно по нескольку раз включает газ на полную мощность, наполняя нашу квартиру ядовитым дымом, что ухудшает наше самочувствие и здоровье. На наши просьбы он не реагирует, газуя снова и снова, поэтому его действия иначе как хулиганскими не назовешь. Мы просим вас принять необходимые меры пресечения, потому что не хотим из-за хулигана лишаться здоровья. Если вам не удастся справиться с ним, мы будем вынуждены обратиться в вышестоящие организации и в прессу».

Закончив текст, перечитал его. Да — это не лучшее мое произведение. Где юмор, метафора, литературный блеск, которыми я овладел вроде бы за свою жизнь? Вот что сделала из меня среда — жалобщика, с трудом подбирающего жалкие, стандартные слова. А что делать? Сейчас подпишем — и понесу.

Отец-профессор, оторвавшись от своих писаний, прочитал мое творение, глянул на меня с некоторым недоумением и, не сказав ни слова, подписал. Слегка обидевшись — не оценили мой труд, — я понес письмо на кухню жене. Да, это не шедевр, но зачем это подчеркивать? Я за них же волнуюсь, их же здоровье берегу! Жена прочла — и долго молчала, вздыхая. Потом произнесла вдруг:

— Порви!

— Почему это?

— Лучше пусть все считают, что ты веселый человек, ко всему относящийся с юмором, которому все удается... а это... какой-то склочник написал. Порви!

— Нет, не порву!.. Положу вот тут, на пианино, — пусть лежит! Но если этот негодяй будет дальше так же!..

Я отложил листок и с радостью углубился в прежнюю мою рукопись.

Через несколько дней жена сказала:

— А этот вроде почувствовал что-то. Мы с ним по-доброму — не понесли жалобу, и он вроде тоже... Меньше газует, точно! — Для убедительности она кивнула. Добрая душа!

Телепатия — есть? Неужто почувствовал? Приятно было так думать.

Я проснулся от газа! Газует, черт! Все-то ты выдумал: никакой телепатии нет. Думаешь, оба вы — петербуржцы, интеллигентные люди? Нет больше такого понятия! Одичание полное.

Ну — почувствуй мои страдания... уезжай! Не только за нас с тобой — за всех нас обидно! Превращаемся в скотов...

О! Вдруг уехал! Почувствовал что-то? Или — просто так, устал газовать? Или, может быть, все же — почувствовал, проникся, запереживал? Я думаю так! Мне так думать приятнее... И вам тоже, надеюсь?

Ясно помню то солнечное утро более полувека назад. Я выхожу из нашего красного кирпичного дома в Казани и смотрю, щурясь от солнца, на казанские холмы между глубокими оврагами и на одном из них вижу тоненькую, радостно прыгающую фигурку. Я знаю, что это Эля, моя старшая сестра. Рядом с парадной, греясь на солнышке, сидит бабушка и, улыбаясь, показывает туда:

— О! Бежит, пятки в задницу втыкаются!

— Куда? — спрашиваю я.

— Да в школу — куда ж еще! — улыбается бабушка. — Побежала узнавать, не отменят ли нынче уроки у них!

— А почему — отменят?

Бабушка поворачивается ко мне:

— Так ведь День Победы же!

Мне еще нет шести, и этот день — одно из самых ранних воспоминаний, оставшихся навсегда: «День Победы!»

Так, вспышкой радости, он и отпечатался, и не только у меня — у всех нас. «Мы победили!» Это чувство всем нам помогало жить, наполняло силой и уверенностью. После того как мы победили — разве может быть что-то плохое у нас! Кому на сколько хватило этой радости? У всех по-разному. Но была она у всех и всем помогла.

Знакомая нашей семьи, бывшая блокадная зенитчица, а ныне профессор Зинаида Васильевна Абрамова, составила из воспоминаний воевавших в Ленинграде женщин сборник «Юность фронтовая». Да — их смелости, энергии, веселью можно позавидовать. Ясно, что наше общество скисло бы значительно раньше, если бы не радость победы, объединяющая всех.

После каждого мощного выстрела бывает отдача. Потом мы узнали, конечно, что войны этой можно было избежать и что количество погибших огромно — людей на этой войне берегли в последнюю очередь.

Но зачеркивать еще один красный день в календаре в новом порыве самобичевания, я думаю, не стоит.

Так же могут спросить и с нашего поколения: что же вы, братцы, сделали с перестройкой? И так ли все ясно с восстанием декабристов? Если как следует «подкопаться» — все рухнет, и мы станем народом с позорной историей. Солдат-оккупант! — вот как теперь называют наших.

Но американцы, однако, почему-то не стыдятся лихих своих ковбоев, хотя они хватаются за пистолет даже чаще, чем за рюмку. Они — герои, на них смотрит нация, и, сколько бы грязи на них ни налипло во время скачек и перестрелок, героями они будут оставаться всегда. И это правильно.

Та же Зинаида Васильевна Абрамова, бывшая блокадная зенитчица, рассказывала мне о недавно состоявшейся встрече с немецкими ветеранами, штурмовавшими Ленинград, — и теперь приехавшими на встречу с его защитниками. Обниматься и целоваться бывшие смертельные враги не захотели. Тоже правильно. Это было бы лицемерием и фарисейством. Оторванные руки и ноги наших «гостей» — вот цена расплаты за их жестокость. Однако в воспоминаниях, которыми они делились, всегда присутствовало уважение и даже восхищение небывалой стойкостью русского духа. Так стоит ли нам теперь отказываться от столь высокой оценки русской нации, самим стирать в порошок то, за что нас ценят и любят во всем мире? Это было бы национальным самоубийством.

Еще Зинаида Васильевна рассказывала, как немецкие старичок и старушка отсчитывали шаги от памятника Павлу в Гатчине и, отсчитав, положили платок и зажгли свечи. На этом месте погиб их сын.

Думаю, уж никак не меньше мы должны ценить и любить наших солдат, которые сделали наш народ победителем, наполнили наши души весельем и удалью, украсили нашу летопись и наш календарь. Слава им!

Я лишился своего любимого места. До недавних пор — это был угол Невского и Думской. Сколько воспоминаний! Сколько счастливых встреч было у меня на этом углу! Недавно я был выкинут оттуда.

Но как-то я не склонен уступать тем, кто лишил меня любимого места в моем городе, поэтому хотел бы это обсудить.

Недавно на этом углу отняли пенсию у моего отца, когда он выходил из сберкассы, — сунув ему в руку «путевку», которую он «выиграл» и за которую надо «чуть-чуть доплатить». Отец мой работал до восьмидесяти пяти, выводил сорта ржи, и именно его хлеб ел весь Северо-Запад. Теперь он стоял растерянный, без денег, с жалкой бумажкой в руках. Так расплатилась с ним жизнь?