Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

— Но Боб им покажет! Боря им устроит! — передавалось с радостной усмешкой из уст в уста. И Боб с ужасом — и азартом — понял, что все взгляды с последней надеждой устремлены на него — что-то он должен был совершить, чтобы наконец-то и там врубились ! Но что же он мог?! Представляю сомнения его, постепенно вытесняемые все более громким и отчаянным зовом долга .

— Ну, Боря устроит им! — все более радостно и таинственно повторялось во дворе. Было абсолютно всем непонятно, что же тут можно устроить? — но с присущим толпе суеверием считалось, что идея определилась, просто хранится до поры до времени в тайне, как секретное оружие.

День икс приближался — Боб выглядел все величественнее, толпа вокруг него была все подобострастнее — хотя на душе его, наверное, скребли кошки.

Однако, ждущие бенефиса явно недооценили тех, которые управляют. Другое дело, что они невидимы, что их как бы нет, что почти никому из нас, грешных, не удается их видеть воочию — но это, как недавно понял я, вовсе не значит, что их не существует. Нет — они существуют, более того — они размышляют, и ходы их, как правило, непредсказуемы и хитры. И уж тем более не сложно им было переиграть Борю-бойца, фактически уже пропившего свой мозг!

В один из предполагаемых дней вдруг пронесся ошеломляющий, сокрушающий сознание слух — в Универсаме, в двух остановках от нас, дают все , и в любых количествах, без всяких ограничений и оскорблений! Это был ураган, всех умчавший туда во главе с торжествующим Бобом: «Ага! Испугались!»

Как же прост, и, если вдуматься, чист был этот богатырь, которого некоторые чопорные люди считали опустившимся, пропившим все принципы! Отнюдь! Как жадно, и, главное, как легко поверил он в победу справедливости и добра! И вся толпа — с какой наивной радостью: «Дожили-таки! Не зря надеялись!» — с какой наивной радостью толпа расхватывала внезапно — и отнюдь неспроста — спустившуюся на них манну небесную!

Тем временем седой и величественный, скромно, но достойно одетый «отец» — в окружении совсем небольшой охраны — с удовольствием прохаживался по нашему магазину — чистому, немноголюдному — вполне достойные, приличные люди потребляли, конечно, скромный, но вполне достойный и доступный ассортимент товаров — два сорта сыра, ветчина, сосиски... Где те толпы ободранных пьяниц, которые в прежние времена бушевали здесь? Умными, своевременно принятыми мерами удалось изжить! Гость, слушая сопровождающего его начальника торга, благодушно кивал. Он увидел то, что хотели ему показать, и что он сам хотел — и рассчитывал — увидеть.

Слух об этом простом — и поэтому особенно подлом обмане — ударил Борю прямо в сердце. Главное — он находился в самом центре ликующей толпы, считаясь как бы вождем победителей, добившихся, наконец, справедливости! Что скажут они ему через час, каким презрением обдадут! Боб стал отчаянно проталкиваться к выходу — наивные, обманутые счастливцы перли навстречу ему, не давали выбраться. «Ты чего, Боря, ошалел от радости?!» — со снисходительностью победителей улыбались они.

Когда Боря — страшный, рваный, на скрипучем костыле (за неделю до того еще угораздило сломать ногу!), в сопровождении лишь самых верных своих ординарцев, домчался к нашему магазину, нехитрая операция по превращению его в дурака уже заканчивалась — толпы озверевших домохозяек врывались в раскордоненный, но еще не разграбленный магазин, «отец», в сопровождении благодарных, довольных, удивительно гладких «покупателей» уже подходил к своему лимузину — а Боря, обманутый как мальчик, стоял перед магазином, даже в своих собственных глазах стремительно превращаясь в ничтожество, в полный нуль!

Сейчас — отъедет лимузин, и жизнь Бори, его значение прервутся навсегда!

Боря с отчаянием поглядывал то на лимузин, то на магазин. Мгновения таяли. Потом вдруг раздался громкий звон — «отец», несмотря на всю свою фантастическую выдержку, не выдержал и обернулся. Огромная стеклянная стена магазина осыпалась зазубренными кусками. Перед ней, обессиленно покачиваясь, стоял Борис, метнувший в стеклянную стену бутылку водки, которая почему-то сама не разбилась и косо лежала теперь на декоративной гальке, насыпанной каким-то экономным дизайнером между стен, одна из которых была разрушена.

Покачав головой, «отец» сказал что-то строгое побелевшему директору торга, сел в свой лимузин и медленно отбыл.

Боб стоял неподвижно, и не думал убегать. Шаг был слишком серьезным, чтобы портить его мелкой суетой. И все поняли это. Медленно — куда было спешить — к нему подошли серьезные люди (милиция, все понимая, толпилась в стороне), они коротко и как бы уважительно поговорили с Бобом, и тот, с достоинством согласившись с их аргументами, последовал в их машину.

Стояла тишина. Никто не крикнул, скажем, «Прощай, Боб!» — все понимали, что мелкая чувствительность снизит значение момента.

Тишина царила довольно долго, — думаю, недели полторы. Потом пошли шепоты, слухи. К сожалению, я не мог безотлучно присутствовать в эпицентре событий, но какие-то основные стадии я помню.

Недели через две после события я шел в магазин, исключительно за хлебом, ибо живительная влага иссякла — но это было уже несущественно, все отлично понимали, что главное уже не в этом. На ступеньках магазина я пригнулся, чтоб завязать шнурок, который я поленился завязать дома — и вдруг увидел перед своими глазами грязные, синеватые ноги двух старух-алкоголичек — голос одной из них я сразу узнал, ибо он звучал тут всегда:

— Пойдем счас с тобой пива попьем — и я тебе такое скажу — ты ошеломундишься !

Заинтригованный как формой их беседы, так и содержанием, я свернул со своего маршрута и последовал за ними. Они быстро, игнорируя огромную очередь, взяли пива («Что же вы, женщин, что ли, не пропустите?») и, отойдя чуть в сторонку, сели на покривившиеся ящики. И я, с независимым видом пристроившись неподалеку и навострив ухо, услышал действительно ошемломляющую легенду: Боря-боец не сдался, и там боролся, требовал правды, и, наконец, что звучало совсем невероятно, — встретился с первым, с главным, и — что самое ошеломительное — понравился ему, добился справедливости, и теперь, через день-другой, справедливость должна победить!.. ведь не сразу же доходит до низов царский указ — чиновники стараются спрятать: мурыжат народ!

Я, как зачарованный, последовал за этими пифиями, принявшими — видимо, для конспирации — столь жалкий и оборванный вид. В дальнем углу, возле ларька «Союзпечати» клубилась совсем другая толпа, презирающая пьяниц и предпочитающая в эти волнительные дни иное опьянение: опьянение газетами.

Старухи с презрением шли мимо — на хрена им эти газеты, какая разница, что там пишут? — но вдруг на мгновение задержались и устремили взгляды туда. В чистой очереди, в числе первых стояла пышная — пышная сама по себе, и пышно одетая — дама, — как ни странно, мать Боба, совершенно, в отличие от многих, не ценившая его и даже презиравшая, хоть и вынужденная жить с ним вместе... да, не признают у нас пророка в своем отечестве, да!