Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

— Ах — операторов бить! — почему-то радостно протрубил он, и действительно, словно силы всех операторов мира соединились в нем!

— ...Стойте, стойте! — донесся крик. Меж нами врезался помощник Аглаи с длинным, белым, косо оборванным на краю телетайпным рулоном. — Президент до глубины души тронут вашим письмом — и хочет немедленно, сегодня же видеть вас! — он поднял рулон.

Вот это да! Я глянул на Леху. Он скорбно молчал.

В машине, однако же, он оказался рядом со мной. Что это была за машина — краев ее не было даже видно — в ней можно было бегать, прыгать, играть в прятки и в волейбол! Водитель маячил далеко впереди.

— Эх! — с болью воскликнул Леха. — А мои-то все надеялись, что поеду я! Знаешь, что мой внучок мне сказал?!

Я молчал, не зная ответа.

— ...он сказал мне, — Леху душили рыдания, — дедулька!.. Привези мне, знаешь что? (сдержанные рыдания). Маленький, красненький, дизайненький телефончик с кнопочками! — Леха зарыдал.

— Ну ладно, — я почувствовал дикую неловкость. — Красненький, говоришь? Обязательно привезу!

Леха, слегка успокаиваясь, затянулся.

— А вы бы, вообще, не курили здесь! — резко оборачиваясь, проговорил водитель. — Вы, кстати, курúте! — он одарил меня нежной улыбкой.

— Нет, ну зачем же...

В аэропорту нас встретило оцепление — что, честно сказать, мне не очень понравилось. Вся толпа бурлила за оцеплением — меня ждал коридор из серых шинелей.

Вдруг я услышал чей-то вопль.

— Что это?!

— Да пустяки! — улыбнулся сопровождающий меня водитель. — Бабка тут одна — случайно хапнула из брони ваш билет! В Тулу достала только через Нью-Йорк! Не беспокойтесь, все нормально — билет уже отбирают у нее!

Бабка вдруг прорвалась через все кордоны, и, мотнув головой, плюнула в меня — я еле успел закрыться ладошкой. Объединенными силами спецслужб бабку оттащили.

Я, стоя неподвижно, задумался: то ли это счастье, к которому следует так стремиться? Уже были в моей жизни случаи, когда мне выписывали успеха больше, чем положено — но тогда я умел отказываться! А сейчас? Чем плохо, если вдуматься, я живу? Пальто для выхода, пальто для дома... Рядом появился Леха.

— Ну что... хорошо тебе?

— ...Хорошо, но душно.

Бабка вдруг снова прорвала все цепи, и с размаху жахнула меня палкой по голове. Бабку оттащили.

— Ну что... тяжело? — усмехнулся Леха.

— Тяжело! — горячо согласился я.

— Ну так иди каши поешь!

Я пошел. Задумчиво стоял за столом, глядя на тусклое отражение в темном стекле, идиотски подмигивая сам себе. Водитель бесшумно положил рядом со мной тезисы моего доклада: «Проблемы обессудьбливания поколений в одной отдельно взятой стране»... Ну что же — тема вполне прогрессивная! Я приуныл. Могу ли я искренне сказать, что мое поколение обессудьблено из-за того, что оно не ездило в больших машинах и не летало в Америку? Сказать, конечно, могу — но неискренне. Вот Леха — тот бы мог, тот имеет на это полное право. Представляю, как бы он горделиво говорил: «Некоторые уходили в пьянство!» Но могу ли я на примере Лехи говорить обо всем поколении?! Я вспомнил вдруг момент полного своего счастья... Разбойничий полумесяц, кривая черная река. Я выбегаю с глухой деревянной лестницы, запутываюсь в мясистых лопухах, хватаю какую-то палку, и начинаю их отчаянно рубить! Но они не рубятся, толсто пружинят — ни одного лопуха не удается сокрушить! Вдруг в высоком заборе открывается калитка, человек в майке протягивает мне серебряную саблю: «Давай». Дело засверкало!

С неохотой возвращаясь к реальности, я огляделся вокруг. Пустое почти что помещение, освещенное трепещущим светом, и — вокруг никого. То ли я угодил уже в какой-то закрытый распределитель, то ли каша нехороша...

Впрочем — сзади оказался один клиент. Он брезгливо попробовал все, что ему принесли, и тут же отодвинул:

— Унесите, унесите!

— Куда прикажете?

— Детям, детям!

Видимо, какой-то крупный деятель, хлопочущий о счастье детей — но в мировом масштабе. Тоска охватила меня. Я спустился вниз, нашел Леху:

— Пошли!

— Куда это? — настороженно проговорил он.

— Кашу принесли!

— ...так я же в фигуральном смысле тебе сказал!

— А я — в буквальном!

К аэропорту с визгом сирен подъезжали все новые спецслужбы, бежали в зал. Цеплялись вокруг бабки, как осиный рой, и та мотала их по залу, сметая все.

Мы поднялись. Молча черпали из горшочков. Я, не отрываясь, смотрел на каплю, тянущуюся из крана в кухонном окошке. Сначала она просто вытягивалась вниз, потом обрела вдруг талию, талия стала вытягиваться, утоньчаться, и вот капля разделилась на две половины — нижняя полетела вниз, в бездну, а верхняя сразу как бы брезгливо подтянулась вверх, решительно отмежевываясь от падшей.

Я отвернулся к стеклу, смотрел на самолеты... «Счастье дальних дорог!» Видно, я стал уже как один мой знакомый — крупный деятель, который сначала мог работать только в поездах, потом уже — только в самолетах, теперь — лишь на международных авиарейсах!

— ...помню — было дело, — бубнил Леха, — послали меня на международный конгресс: там разберешься! Оказался — конгресс кардиологов! — Леха счастливо вздохнул. — Ну, погулял!

Я посмотрел на него: если уж такой болтун и рукосуй не справился с этой работой — то куда же я лезу?.. Ну ладно: сделаю один раз!.. Нет, один раз — это много.

Я надолго уставился в окно, на летное поле. Из-за стеклянного угла дома вывернули две стюардессы, ветер мгновенно набросился на них, они одновременно прихлопнули юбки и шляпки... Буду ли я еще видеть такое — или меня ждет лишь глобальное, кардинальное?!

Вдруг Леха тоже повернулся к стеклу:

— ...Самолет взлетает!

— ...Ну и что?

Но он, не слушая меня, выскочил на поле — маленький, но неукротимый, с горшком в руках. Лайнер медленно выворачивал на него, нависал, словно огромный беркут. Из утробы его вдруг послышался бабкин хохот.

— Сволочь! — выкрикнул Леха, и метнул в стальную птицу горшок.

Лайнер взлетел, весь в каше.

Я чувствовал, что после удара бабки что-то беспокоит меня. Я ощупал голову, потом глянул на руку... кровь! Слава богу, я еще промокаем!

Я дал стюарду в голубой безрукавке мой билет, он стал стучать по клавишам компьютера, компьютер прерывисто запищал, и я увидел на экране зеленые цифры, номер билета, и мою фамилию латинскими буквами. Потом стюард, улыбаясь, протянул мне билет, и показал волосатой рукой — проходите!

Я сел в зальчик, абсолютно один — единственный среди стульев, и стал с тоской озираться. Местечко было довольно унылое — таким, наверное, и должно быть место, в котором человек ожидает перелета из одного мира в другой. Никаких уже примет — ни еще этого мира, ни уже того — только круглые часы с ободком на белой стене — и все. Я вдруг внезапно вспомнил, что там, куда я лечу, местечко это называется «накопитель» и почему-то приуныл еще больше. Ага — одно утешение все-таки есть: на сетчатых полочках у дальних стульев были навалены серебристые пухлые пакетики с красной надписью «Снэк». Как-то в перелетах по миру, сидя в «накопителях», и перестаешь постепенно замечать эти «снэки» — всюду они лежат, но теперь-то, я вспомнил, мне лететь туда, где эти «снэки» — парочка ломтей ветчины, кусочек ананаса, картонный пакетик фруктового йогурта, баночка сока — могут стать желанным сувениром, и с небрежным видом (я и брал их всегда так, но сейчас — подчеркнуто-небрежно) взял парочку «снэков» и кинул их в «атташе-кейз».