Валерий Попов - Что посеешь...

— Повезло! — Я с завистью посмотрел на деда.

— Что значит «повезло»? — заворчал дед. — Двигаться надо и знать, чего именно ты в жизни хочешь, тогда «везение» твоё хотя бы будет знать, в чём тебе помогать... А если ты всю жизнь на печи пролежишь, то всё твоё везение, — дед усмехнулся, — будет заключаться в том, что ты, с лежанки спрыгивая, будешь ногами прямо в валенки попадать! Другого ничего «везение» твоё для тебя сделать не сможет, раз ты сам не знаешь, что надо тебе!

— Понятно, — вздохнул я.

— Ну, а я всю жизнь двигался, работал, поэтому и «везение» у меня было таким же активным, как я, — сказал дед. — Ну, в чём ты хочешь, чтобы тебе повезло?

— Не знаю... пока! — подумав, ответил я.

— Пора бы уже и знать! — проговорил дед. — А вообще-то, не такая уж это лёгкая поездка была, как представляется тебе. Жара, во-первых, страшенная! — Дед сморщил лицо. — Какие-то мухи огромные, кусачие — настоящие звери. И главное, бездорожье, то и дело машину на себе приходилось тащить. И машина сама — хоть и «форд», хоть и знаменитому академику принадлежала — расхлябанная, зашарпанная, разбитая, то и дело ломалась: загонял Вавилов её, где только он на ней не побывал. Так что для того, чтобы «везение» осуществить, иногда приходится все силы свои выложить! А маршрут долгий был, трудный. Сейчас помню несколько только пунктов: Евлах... Закаталы... Не слыхал про такие?

— Нет, — ответил я.

— Видишь, ты даже не слыхал, а я там бывал! — хвастливо проговорил дед. — Помню, приехали мы в Закатальский заповедник. Въезд туда запрещён был, но нас по вавиловской записке туда пропустили. Какие, брат, растения там! Ну, скажем, банан, с огромными его листьями, запросто по дворам растёт вроде нашего лопуха. Но нам нужны были посевы пшениц, а в них — наша неказистая тритикум персикум . Сначала мне Пальмова показала её, потом я быстрей всех начал её находить, больше всех образцов собрал. Глаза у меня молодые были, зоркие. Да и сейчас у меня зрение ещё в порядке, очки надеваю, когда только мелкий шрифт!..

— Ну вот, расхвастался! — проговорил я.

— А чего ж не похвастаться, когда есть чем? — Дед победно выкатил грудь и оскалил мелкие острые зубы.

— Ладно, ближе к делу! — сухо проговорил я. — Сильно отличается эта тритикум от обычной?

— Во всяком случае, опытному взгляду разница сразу видна, — тоже переходя на сухой научный тон, ответил дед. — Главное отличие — из каждого цветка её не одна ость торчит, а две!

— На каком таком цветке? — удивился я.

— А ты не знаешь разве, что пшеница цветёт, — как, впрочем, и любое другое растение? Сначала цветок, опыление, а потом уже и плод, в данном случае — зерно. И у тритикум из каждого цветка два усика торчат — по этому признаку сразу и находят её. Ну и колосок у неё нежный, тонкий, такой слабой метёлкой свисает. Такое вообще характерно для диких и полудиких видов. Это потом уже, путём долгой селекции, вывели пшеницу с большим колосом, а у диких предков жидкий был колосок. У него единственная задача была — рассеять вокруг немножко своих семян, и небольшого количества зёрен ему хватало. Человека ещё кормить при этом — такой задачи у природы вовсе не было, это человек уже сам заставил природу себе служить!

До сих пор собранная нами тогда коллекция в ВИРе хранится. Иногда зайду, посмотрю — молодость вспомню. Хорошо, даже запах сохранился тех полей. Вдохну — и словно в молодость возвращаюсь!

Возле Закаталы, вспоминаю ещё, каким-то князем были посажены многорядовые аллеи грецкого ореха, целыми мешками люди собирали, на ишаках увозили, и я тогда тоже грецких орехов поел на всю жизнь. Любишь грецкие орехи?

— Издеваешься, да?

— Ну почему? Особенно-то много я их не ел ни до этого, ни после, — но в тот день уж я их наелся! — Дед, зажмурив глаза, погладил себя по животу.

— Ладно, хватит об этом! Ты лучше о трудностях расскажи, чтобы воспитывать меня! — съязвил я.

— А, трудности-то? — спохватился дед. — Были, конечно, и трудности — как же без них? Помню, заехали уже совсем в дикую местность — никаких дорог. Смотрим, идёт человек из местных. Спрашиваю его: «В той стороне какая-нибудь дорога есть?» Он радостно так кивает: «Е-есть!» — «Ну так поехали скорей!» — шофёру говорю. Но шофёр более проницательный оказался, чем я. «Погоди!» — говорит. Подходит к этому путнику, спрашивает: «А грязь там есть?» Тот так же радостно говорит: «Е-есть!» — «Так!» Шофёр на меня глянул, потом снова к этому повернулся: «Значит, дороги там нет?» Тот так же радостно говорит: «Не-ет!» Оказалось, по-русски он совершенно не понимал, только последнее слово повторял, чтобы людям приятное сделать.

— Какие-то у тебя все весёлые трудности! — с завистью проговорил я.

— Настроение весёлое было, поэтому и трудности такие же! — сказал дед. — Ну, если хочешь, и о тяжёлом тебе расскажу. Заехали мы всё же в болото, заднюю рессору сломали. Вытаскивали машину из болота своими силами, потом добрались кое-как до Евлаха, там нам сразу выдали запасную рессору — Вавилова тогда вся страна знала: член ВЦИК! Но рессора та не совсем подходила к нашей машине — намаялись мы с ней. Помню: пыльный горячий двор, инструменты так солнцем накалены, что в руку не взять. В углу двора колонка с водой, но труба к колонке этой по поверхности идёт, поэтому вода вытекает почти горячая. Напьёшься — в пот ударяет, сразу слабеешь, а тут кувалдой надо бить по железу! С тех пор усвоил я твёрдо урок: чем жарче, тем меньше надо пить.

— Ну, а дальше что было?

— Дальше? Починили машину, проехали по всему маршруту, задание выполнили: собрали коллекцию тритикум персикум , задокументировали — к каждому пучку привязали бирку (собрано на такой-то высоте, возле такой-то деревни). Отдали нашу коллекцию шофёру — после того, как он обратно нас доставил, — и повёз он нашу коллекцию Вавилову. И стала наша коллекция одним из четырёхсот тысяч номеров вировского собрания растений. Вскоре директор станции Якубцинер вернулся, и стали мы с ним заниматься скрещиванием пшениц. В то время я уже твёрдо решил: буду заниматься выведением новых сортов. И на следующее лето, ещё год в аспирантуре проучившись, начал я уже самостоятельные опыты проводить. Самостоятельная уже идея появилась у меня: вывести сорт пшеницы для северных областей. До этого пшеница в основном на юге культивировалась, а я решил продвинуть её на север.

Взял сорт «прелюдия» — у нас его «прелюдкой» называли. Отличалась «прелюдка» скороспелостью, что для короткого северного лета очень подходило. Но колос у «прелюдки» не очень богатый был. Для получения мощного колоса скрестил я «прелюдку» с мощным, высокорослым сортом веллютинум . Заложил этот опыт на Севере — под Мурманском, в Хибинах. Посеял, вернулся домой, месяца через полтора приехал снова в Хибины, вышел в поле — и чуть не закричал от изумления: гибрид мой вырос совершенно чёрный! А под Ленинградом тот же гибрид нормального оказался цвета. Стал думать я: в чём же дело?