Валерий Попов - Что посеешь...

— Ну и в чём же? — нетерпеливо спросил я.

— Сразу и не догадаешься! — стал поддразнивать дед.

— Ну так скажешь или нет?

— Тебе всё сразу надо! А я чуть не две недели голову ломал! И догадался! — Дед радостно шлёпнул себя по колену. — У «прелюдки» на самом конце ости чёрная точка, там содержится красящее чёрное вещество антоциан. В наших условиях он не очень себя проявляет, но на Севере, при ярком освещении, прогрессирует необычайно!

— А почему же на Севере яркое освещение? — удивился я.

— Да, сразу видно, что ты не бывал нигде! — вздохнул дед. — Нигде не бывал и, хуже того, ничем не интересуешься! Ну, попробуй объяснить: почему на Севере яркое освещение?

— Из-за снега? — предположил я.

Дед покачал головой.

— Из-за северного сияния! — воскликнул я.

— Нет! — Дед вздохнул. — Северное сияние зимой бывает, а пшеница летом растёт. А что там летом у них?

— Что? — повторил я, как автомат.

— Летом там круглые сутки солнце — полярный день! Неужели не знаешь?! Потому и почернел мой гибрид — от непрерывного света!

— А... Да. Понимаю, — проговорил я.

— Да-a, — сказал дед. — Помню, совершенно потрясённый я тогда у чёрного поля стоял. И знаешь, что чувствовал при этом?

— Ужас?

— Нет, не ужас. Восторг! Сколько же, думаю, чудес живой природы мне предстоит ещё в жизни моей увидеть! Ну, этот гибрид не очень удачный получился: дичок навязал свой мелкий колосок. Подарочек! И как избавиться от него, не очень понятно. Селекция — дело сложное! Бывает, в первом поколении гибрид замечательный, сеешь на следующий год — все недостатки откуда-то вылезают. Ну, о селекции я тебе более подробно на месте расскажу, когда приедем. А тогда — уже азарт меня захватил — решил я скрестить «прелюдку» с полбой.

— А что это — полба?

— Это тоже разновидность пшениц, отличается неприхотливостью. Помнишь, нет: «Буду служить тебе славно, усердно и очень исправно, в год за три щелчка тебе по лбу, есть же мне давай варёную полбу!» Помнишь, откуда это?

— Молодец! — сказал я. — Оказывается, ты не только «Евгения Онегина» наизусть знаешь!

Тут-то я уж понял, что он цитировал «Сказку о попе и работнике его Балде». Уж в чём-чём, а в литературе я разбирался! Оказывается, вот ещё в какие времена люди про полбу говорили!

— Ну и что у тебя с полбой получилось? — оживился я. — Случайно, не три щелчка получил?

— Да больше гораздо, чем три! — равнодушно проговорил дед. — Неприятностям числа не было. Ты не представляешь себе коварства природы, как ловко она сопротивляется воздействию человека: сначала вроде бы подчиняется, а на следующий год вдвойне мстит! Говорил уже тебе: сначала вполне приличный гибрид может получиться. «Вот, — думаешь, — какой я везучий, сразу добился того, над чем другие селекционеры десятилетиями бьются!» Соберёшь с этого замечательного гибрида семена, на следующий год высеешь, вырастет урожай — и хоть стой, хоть падай: на трети поля натуральный дичок вырос, будто ты и не скрещивал его с культурной пшеницей!

— Ну и как же его победить?

— Побеждать не надо его. Надо, чтобы его лучшие качества остались в гибриде, а худшие исчезли.

— И как это делается?

— Исключительно терпением! Находишь на поле хотя бы несколько экземпляров, хотя бы более-менее похожих на то, что тебе хочется получить, собираешь их, обмолачиваешь и на следующий год высеваешь эти семена. В этих всходах, естественно, уже большее количество экземпляров, которые нравятся тебе: ведь семена-то взяты от растений отобранных, самых лучших на всём поле. Но опять же таких экземпляров не так много, как хочется тебе. А нужно ведь, чтобы весь урожай, все растения такими были, как надо тебе! Снова отбираешь лучшие, обмолачиваешь, на следующий год высеваешь — и так за годом год: отбираешь лучшее! «Селекция» и происходит от слова «селект», что значит «избирать»! Задачу в этот раз я поставил совершенно определённую: изучить, как у разных гибридов меняется ломкость колоса. Один из главных недостатков пшениц, доставшийся от диких и полудиких предков, — ломкость колоса. Чуть коснёшься колоса при уборке — он сразу рассыпается на множество мелких колосков, которые тут же на землю падают. Дикому предку это выгодно было, а у нас в полях, особенно при уборке комбайном, огромные потери зерна получались.

— А почему дикому предку выгодно, чтобы колос распадался?

— А ты не понимаешь почему? — удивился дед. — Какая у дикого растения главная задача? Размножиться, продлить свой род, рассеять семена. Поэтому колос его просто обязан был распадаться, чтобы семена его на землю попадали и снова прорастали. Так что для себя он всё правильно делает. А что человеку неудобно это — урожай с земли собирать — это предку, как сейчас говорится, «до лампочки»! Вот и стал я вплотную этой проблемой заниматься. До меня ломкость колоса просто на глаз определяли: «колос ломкий» или «колос неломкий» и всё! А я — впервые в науке — решил количественный критерий ввести, чтобы точно можно было сказать, насколько именно колос ломкий или неломкий. Для этого я приставлял к колосу транспортир с градусами и колос пальцем сгибал. При каком градусе наклона колос рассыпается — это я тщательно замечал и записывал. И удалось огромнейшие таблицы ломкости составить — для очень многих существующих гибридов и сортов. Чтобы все знали уже: этот сорт отличается такой-то ломкостью стебля, а этот — такой-то.

Показал свои исследования профессору Еремееву — он говорит: «Ну что же? По-моему, это вполне солидный материал для кандидатской диссертации».

До этого я как-то не думал об этом, а тут вдруг впервые сказал себе: «А почему, собственно, нет? Если я что-то такое сделал, чего никто ещё до меня в науке не делал, почему я это должен скрывать!»

Подробно описал все мои исследования, красивые таблицы тушью начертил, сфотографировал множество колосьев, согнутых у транспортира. Переплёл всё это в синий коленкор: солидный труд, любо-дорого взглянуть!

Называлась диссертация так: «Наследование и изменчивость признаков у гибридов пшениц». Кроме ломкости там и другие ещё качества исследовались... Сдал труд свой в учёный совет ВИРа, там прочитали, говорят: «Ну что же? Крепко, крепко! Будем выдвигать вашу диссертацию на защиту!»

И вот примерно ещё полгода прошло — стою я на трибуне в том самом Помпейском зале, который так нас с Федей потряс, когда мы впервые увидели его. Не верилось тогда: неужели нас сюда будут пускать? И вот всего три года прошло — меня не только пускают сюда, более того, весь зал этот наполнен людьми, которые специально пришли послушать меня. И в этот момент понял я важную вещь — и ты, пожалуйста, запомни её: не надо бояться! Всегда, когда в какое-то новое место попадаешь, сначала кажется: ну, какие тут все важные и умные, мне никогда таким не стать, не стоит и пытаться. И тут главное — не убежать, поработать год-два, и станет выясняться: ничуть ты не хуже других! Есть люди, немного таких — в любом месте, куда ни приди, — и соображают, и работают хуже, чем ты, и только напускают на себя важный вид, чтобы не поняли все, что они бездельники. Всегда сначала кажется в новом месте: ну, здесь мне никогда не пробиться! А через год-другой видишь: ни одного человека нет вокруг, который с тобой серьёзно тягаться бы мог. Запомни это и вспоминай, особенно когда в какое-то новое место попадаешь!