Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Я думаю, власть твоя, — перешел на «ты» доктор, — как съеденная молью и пробитая плевками шинель образца первого съезда, расползается...

— Валяй, апокалиптируй дальше, — хозяин сыто откинулся на спинку кресла, вытянул ноги.

— А дальше, Александр Вениаминович, ничего не будет. Будет надгробие и на нем короткая черточка между датой прибытия на землю и датой убытия с оной. Не был, был, никогда не будет, как говорили древние.

— У всех одно это, — Александр Вениаминович снова взял графин.

— Да нет, не скажи. Осторожно, не пролей. У человеческой памяти материальная основа и такие же результаты.

— Ну да, ну да, — проворчал хозяин, — геростратово место в истории и памяти равносильно любому другому, хотя и не равноценно.

— Хоть говном, лишь бы навечно?

— Со свиданьицем. Поехали, — Александр Вениаминович опрокинул коньяк за губу. — Что ж мне теперь — громко отказаться от своей судьбы и перекинуться к радикалам?

Доктор пожал плечами.

— Думаю, этот финт у тебя не пролезет. Ты упустил перекресток, теперь не свернуть. Вирус Фрайберга в тебе — дома. Он хозяин.

Александр Вениаминович жестко кинул в рот крохотный бутербродик с икрой, жеванул пару раз, проглотил с жадностью, как голодный слюну. Ожесточился лицом, поиграл желваками.

— И что ж ты, мой кудесник крови, думаешь, если я теперь решусь на предательство идеи, на выход из жречества, это остановит ураганный дебилизм в обществе?

Доктор выпил, отдышался, рассмеялся.

— Бедный ты мой фанатик марксизма!

— Пошел ты со своим Марксом! Я его сроду не читывал. Мне референты цитаты выписывали.

— Вот-вот, ваше учение — та самая питательная среда для вируса. Только вы не распознали, голубчики, что все — сколько вас? десять миллионов? — оказались заражены духовной чумой, — доктор рассмеялся. — В моей группе есть биолингвисты. Они анализируют все речи и выступления большевиков и определяют уровень дебилизма и стадийность анамнеза. Мы разработали шкалу заболеваемости, по которой определяется процент пораженности коры полушарий мозга.

— Ну! Дальше! — приказал хозяин, прищурившись.

— Не «нукай»! Это закрытая информация! — хихикнул доктор.

— Я тебе дам «закрытая»! Выкладывай!

— Только тебе! Только под честное слово! — жеманился доктор.

— Хоть под три честных слова.

— Ну! Если обманешь, я тебе такую реабилитацию устрою!

— Честное пионерское! — хозяин взметнул ладонь надо лбом.

— Теперь верю! Теперь солидно! — серьезно сказал доктор. Он выпил, задумался. — Так вот, на моей шкале дебилизации по данным биолингвистов и по другим параметрам... союзный генсек был поражен вирусом на шестьдесят процентов. Российский — на семьдесят три. А ты — на сорок девять... У тебя есть шанс. Вот такусенький, — доктор посмотрел на хозяина сквозь просвет между пальцами. — Вот такой шанс. И в этом случае неглупый верблюд может рискнуть сунуться в игольное ушко.

— Ну, ты и фрукт! Демократической прессы начитался?

— Зачем? Данные науки вполне репрезентативны, — доктор хмелел и с трудом произносил сложные слова. — Вы, большевики, составили некий план возвращения к власти с помощью капитала, с помощью военных и дебильной толпы. Но моя наука не предусматривает ни одного процента успеха в этом направлении. Большевизм — эпидемия дебилизма. Вирус Фрайберга...

— Пей! — хозяин налил доктору коньяк.

— Спасибо, кормилец... Если говорить понятным обывателю языком, то вот что: вы не поняли, или боитесь понять, или обманываете себя непониманием того, что у истории — свой вектор — сила и направление. В любом варианте вы уже проиграли. Даже без истории вы приговорены. Это говорю я, посвятивший две трети жизни изучению медицинских аспектов феномена большевизма. Как физическое тело ты еще можешь существовать, хотя вирус подтачивает и биологические ресурсы организма. Но как духовное силовое поле ты — инвалид.

— А с другими партиями, неужели успешнее? — усмехнулся хозяин. — Они что, не заражены?

— И они, драгоценные, — успокоил доктор, — как и все советские люди, они также заражены дебилизмом. Генофонд культуры, обладавший иммунитетом к вирусу, уничтожен. И сегодня, в благоприятных условиях даже малой власти, вирус размножается с чудовищной скоростью. И здесь нет разницы между либералами и консерваторами. Больные, они и есть больные. От них нельзя ожидать ответственности за действия. Антивирус Фрайберга, или вирус дебилизма, безжалостен и безразличен к цвету крови, политической принадлежности и религиозным верованиям.

— Ну, это ладно, это пустяк, — перебил хозяин, — ты скажи, что там у тебя в лаборатории с кровью? Есть какие-нибудь результаты?

— Мое дело — что? Мое дело — диагноз поставить: духовный наследственный сифилис и, как результат, — слабоумие. Нехитрая штука — диагноз, если знать. Установить стратегию облегчения. Если оно возможно и не слишком дорого. Я говорю о тех ваших соратниках, кто прошел через мою лабораторию, и у кого обнаружен вирус дебилизма в отчетливой форме, а не в стертой. У всех в той или иной степени выявлена параноидная форма шизофрении. Паралогичное, непоследовательное мышление с элементами резонерства. Галлюцинации, интерпретативные иллюзии, дикая убежденность в сверхценности своих идей и тому подобное.

— Антимагнитная камера что-нибудь дает?

— Ты знаешь по себе, — пожал плечами доктор. — Главное — кровь. Главное — вирус Фрайберга.

— А если мы все-таки найдем эту девчонку?

— Там видно будет, — уклончиво отозвался доктор. — Литра-двух ее крови, думаю, вполне хватит для отработки метода защиты... Ищите и обрящете, — печально улыбнулся доктор. — Включите в поиск всю вашу королевскую рать...

В кабинет литературы в приотворенную дверь заглянул мальчик и громко, намеренно подчеркнуто сказал:

— Альберта Поликарповна! Вас какой-то мужчина хочет в учительской!

Она повернула голову, улыбнулась, поднялась, оправляя задравшуюся юбку, закрыла классный журнал и пошла из класса.

— Здравствуйте, — встретил ее приветливым взглядом молодой короткоусый приятного обхождения человек и на вопросительный взгляд учительницы отрекомендовался:

— Дроздов. Из комитета госбезопасности.

Брови учительницы приподнялись, губы сложились в снисходительную ироническую улыбку.

— Какая честь, — небрежно произнесла она, — впервые вижу живого кагебешника. Прошу, — скупо указала она на диван.

Мужчина сел несколько боком, вальяжно и чуть барственно.

— Вы посвободнее, — заметила учительница, — не напрягайтесь. — Здесь вам ничего не угрожает, — улыбнулась она.

— Благодарю, — улыбнулся он в ответ. — Альберта Поликарповна, — он с четким удовольствием произнес ее необычное имя, — я к вам по такому делу... У вас училась одна девочка... по имени Алина...