Белла Улановская - Одинокое письмо

Более созерцательное, чем прежде, неровное, беспокойное, сознающее ничтожность власти истории и ее следствий — забвения и бессилия, — меланхолическое письмо «Кашгара» обретает силу искупления. В этом письме скрыт живой голос, заряженный симпатией, добрый голос. Этот голос сильнее смерти.

Последний раз мы по-настоящему говорили с Беллой зимой 2003 года. Я приехала в Петербург на конференцию по Сологубу. Конференция закончилась, сильная простуда заставила меня сидеть дома. Мы говорили с Беллой по телефону. О чем? Обо всем и ни о чем: воспоминания о друзьях, живых и ушедших, случаи на улице, цвета. Любопытство Беллы было, как всегда, ненасытным: неужели? и что? а потом? Я не могла бы сказать, о чем точно мы говорили. Но ее голос я помню. Это голос ее прозы.

Каждый, кто знал Беллу или только читал ее книги, представляет ее себе как страстную путешественницу. И это действительно так.

Я иногда подолгу жила в ее квартире во Всеволожске. Отец, Юрий Захарович, преподавал там в Сельскохозяйственном техникуме. Что бы такое почитать, думала я, разглядывая названия книг на «главной» книжной полке. Кроме всем известных имен, например С.Т. Аксакова, Д.Н. Мамина-Сибиряка, И.А. Бунина, М.М. Пришвина, К.Г. Паустовского, были там и такие, каких я никогда не встречала: Е.Э. Дриянский, «Записки мелкотравчатого»; Н.А. Зворыкин, «Охота по перу»; Л.П. Сабанеев, «Календарь природы» и другие. Да, еще Брем и отцовские журналы со статьями о генетике.

Она любила книги, в которых описывались многие явления природы: морские течения, ураганы, болота, ветры... («Словарь ветров» Л.З. Проха был ее настольной книгой.) Особая статья — книги о ее, как она называла то ли в шутку, то ли всерьез, «тотемном звере» — волке (среди них едва ли не самое почетное место занимала монография Н.А. Зворыкина «Волк»), На столе лежали стопками географические карты в неимоверных количествах. В коридоре висел барометр. Каждый раз, когда я снимала с полки какую-нибудь ее любимую книгу, то вскоре со вздохом откладывала и переходила к другой полке, где стояли уже «привычные» книги.

В рассказе «Личная нескромность павлина» она пишет, что для нее великая литература всегда была связана с охотой. Например, «Записки ружейного охотника» Аксакова и «Моби Дик» Мелвилла. Она любила и его повесть «Тайпи» и назвала свою замечательную собаку, английского сеттера, — Тайпи.

Но когда мы учились на первом курсе университета, нас обеих захватил Юрий Казаков. Делаю ударение на слове «обеих», потому что Белла узнала и полюбила его еще школьницей. В 1959 году она купила его сборник «На полустанке» в безлюдном книжном магазине в Очакове.

Мы сидели на лекции, и Белла достала из сумки небольшую книжку. Кажется, сборник рассказов «Голубое и зеленое». Автор был мне незнаком. Мы стали читать оглавление. Более других нам понравилось название «Осень в дубовых лесах». И тут же на лекции мы принялись за чтение. Вот это да! С нетерпением ждали, когда кто-то из нас отставал и не давал перевернуть страницу. Нам было 18 лет. А в рассказе была такая любовь! Такая любовь! А у героини были такие зеленые глаза! И там были такие леса, такая Ока, такая ночь! И такое Белое море!

А мы только недавно закончили ненавистную школу. И нигде-то не бывали. Это потом поедем — поплывем к Белому морю. И на Оке побываем, в Тарусе. Пока же читаем Казакова — «Осень в дубовых лесах».

А через несколько лет мы познакомимся с нашей любимой героиней. Как только поезд пришел в Архангельск, Белла, где-то узнавшая, что Лидия Ивановна Одинцова работает в архангельском литературном издательстве, отправится туда и спросит ее адрес.

Было воскресенье, и мы пошли к ней в гости. Помню, что добирались долго, потому что она жила на окраине Архангельска. Помню наш страх, что она нас не приглашала, и то, что страх сразу прошел, как только она открыла нам дверь, и мы увидели ее, и у нее были зеленые глаза. Когда мы прощались, она вдруг сняла с полки журнал (кажется, «Знамя») со словами: «Вот здесь его “Северный дневник”, возьмите, мне он больше не нужен». Мы все трое были в смятении и от поступка, и от этих слов. У Беллы в ее записных книжках есть рассказ об этом дне. (Потом они много лет вели переписку.) Вообще, у Беллы много отличных текстов, которые не вошли в ее книжки. Не прав тот, кто думает, что она мало писала. Печатала мало, это да!

Если «Осень в дубовых лесах» понравилась нам одинаково, то в оценке других вещей мы несколько разошлись. Я полюбила рассказы «Тедди» и «Арктур, гончий пес» (сколько изложений по отрывкам из них писали в школе мои ученики!), Белла — «Северный дневник». Когда она в Архангельске получила от Лидии Ивановны «Северный дневник» в подарок, знала уже текст почти наизусть.

Ее буквально заворожил этот очерк:

— Послушай, ты только послушай, — читала она мне по телефону, сидя на корточках в коридоре своей коммунальной квартиры на Некрасова, про какого-то чудака, который презирал всех потому, что прошел и проехал когда-то от Пинеги до Мезени: «От Пинеги до Мезени! — говорил он шепотом, зажмуривался и крепко стукал кулачком. — А? Эх ты!.. Понимаешь ты это? От Пинеги до Мезени прошел я весь Север!»

— Ну что, поедем? — звала Белла. Но меня не трогали чувства этого «странного» человека. И она одна, к ужасу своей матери, отправилась на Белое море. Ей было 20 лет. Ворчал отец, который многое повидал на своем веку (прошел всю войну лейтенантом, был ранен). Он не одобрял выкрутасы своей дочери. Но она была дочерью своевольной. После этой поездки, чувствуя себя опытной путешественницей, она побывает на Белом море не раз.

А в 1966 году (к этому времени ею будет написано немало) она решится почитать рассказы Казакову. Возвратившись из поездки по «казаковским» местам (на этот раз я уступила ее просьбам и мы путешествовали вместе), она узнает, что в Ленинграде состоится встреча с писателем Нурпеисовым и переводчиком его романа Юрием Казаковым. Прочитав роман (очень понравился!), пойдет в Публичную библиотеку, где проходила встреча. После нее осмелится подойти к писателю и сказать, что только что была в Койде, где читала «Северный дневник» его героям — жителям деревни. Он удивится девическому энтузиазму и бесстрашию и пригласит ее к себе в Переделкино, где будет жить этой зимой. О том, что она побывала у его героини, говорить тогда не стала. Признается ему в этом позднее, в Переделкине.

Путь от станции до Дома творчества неблизкий. И когда она подошла к корпусу, где жил Казаков, страшно продрогла. Вошла. Потом рассказывала мне: по лестнице в модном шерстяном свитере, в пиджаке, накинутом на одно плечо, сбегал, насвистывая, Василий Аксенов; она спросила, где можно найти Юрия Казакова, он на бегу, не останавливаясь, назвал номер комнаты и, веселый, исчез за дверью. О том, как тогда относилась Белла к творчеству Казакова, об их встрече в Переделкине, у нее есть рассказ (первой своей частью вошедший в не опубликованное при ее жизни эссе «Из книги Обращений»). Скажу только, что ее тексты он оценил по достоинству («Тебе надо писать, у тебя настоящее») и подарил ей свою книжку с надписью: «Милая Белла! Может быть, когда-нибудь мы встретимся на общих наших северных дорогах. Ю. Казаков. 30.11.1966». (В архиве Беллы есть запись, из которой видно, что она считала очень важным для себя это «одобрение Ю. Казаковым» ее первых рассказов.) Больше они не виделись.