Борис Дышленко - Генералиссимус

Было немного грустно, но, имея правильные убеждения, в том смысле, что «что твое, то не мое», Петр Иванович не стал чрезмерно переживать, а просто-напросто исключил эту даму из куриной породы и задумался о других вариантах.

Основной проблемой, конечно, было, где познакомиться — не на танцы же в его возрасте ходить? Появились, правда, последнее время такие вечера «Кому за тридцать», но ему уж слишком далеко за тридцать, хотя в пересчете на петушиные кто знает? Только на этих вечерах вряд ли встретишь лицо нужной национальности, что-то подсказывало Петру Ивановичу, что серьезных женщин там нет. Он подумал было, не начать ли ему посещать синагогу, но там, пожалуй, могут что-нибудь заподозрить, и опять-таки выйдет афронт. И тогда Петр Иванович неожиданно вспомнил: была в его жизни, то есть не то чтоб в его жизни, а в его прежней жизни и даже не в прежней жизни, а там, в «Севзапуправлении», откуда ушел на пенсию, — и ничего не было, даже намека, чисто служебное знакомство, сидела там в приемной, печатала на машинке разные документы, а муж, тоже Цыферович, понятное дело, бабник и донжуан, раз он в конце концов бросил ее, чтобы жениться на экономистке из совершенно другого «Севзапа», — так она и оказалась в разводе. Не красавица, скажем прямо, эта Фира Абрамовна, и фигура, скажем прямо, не девичья, но лицо еврейской национальности, и родственников не то что в известном государстве, а, кажется, и в самой Америке имеет. Хоть и не очень афишировала, а все равно ведь на работе не скроешь. Все знали, а может, и сам Цыферович в отместку рассказал, что получает и оттуда, и оттуда посылочки. Значит, и вызов может получить: вот что, в первую очередь, учитывал Петр Иванович.

И снова: сказано — сделано, не в натуре Петра Ивановича было что-то откладывать. Купил на рынке у грузина три махрово-красные гвоздики, не затруднялся, что заинтересуются — имел оправдание. На вопросы управленческих отвечал, что идет за характеристикой: якобы для медали, якобы подал на ветерана труда, якобы совет старых большевиков. Дамы отметили петушиную походку Петра Ивановича, одна так прямо и выразила, что пенсия пошла ему, дескать, на пользу. Петр Иванович для приличия походил немножко в проходах над сотрудницами на своих рабочих местах и уж оттуда прямо в приемную, а там в конце ковровой дорожки за секретарским столом сидела Фира Абрамовна. Тут Петр Иванович не стал врать да вертеть, а вручил три гвоздики и прямо в лоб пригласил Фиру Абрамовну на свидание. Фира Абрамовна немного растерялась, но при известной настойчивости Петру Ивановичу удалось ее уговорить. Согласилась Фира Абрамовна, про себя имея в виду, что если кто что и заметит, то всегда можно как-нибудь отшутиться.

Петр Иванович вылетел из «Севзапупа» как на крыльях. Не на своих петушиных, а на орлиных, да и выглядел он в этот момент орлом. Сам собой гордился, своим, можно сказать суворовским натиском — смелость города берет.

Все только началось, а уже как пошло! Правда, знакомство не было новым, и не исключено, что Фира Абрамовна, еще когда он в управлении работал, уже тогда на него свой глаз положила. Не был уверен, что так уж положила, но если женщина одинокая, с мужем в разводе, а он ведь не легкомысленно — может и заинтересовать. Что она знает о нем? Знает, что вдовец, донжуанством, в отличие от некоторых, на работе не отличался, должна понимать, что есть перспективы. Так ведь так и есть: есть перспективы. Ну а если упрется, подумал он, если не захочет уезжать, тогда, может быть, придется выложить главный козырь.

Этим вечером, вернувшись из своих матримониальных странствий, не стал даже превращаться в петуха, так и лег спать человеком.

На завтра во избежание сплетен, чтоб не пошли сразу слухи на работе (а оттуда могут перекинуться и в другой «Севзапуп», где Цыферович, а от него всякой гадости можно ожидать), встретились, как договорились, в подвальчике (такое «Мороженое» на Большом), где особенно не засиделись, потому что Фира Абрамовна (хитрая еврейка, но Петру Ивановичу это только на руку) повела разговор так, что скоро отправились на троллейбусе прямо к нему на квартиру, где у Петра Ивановича на этот случай было приготовлено вино и закуска. Петр Иванович расценил это как положительный фактор.

Приехали. Фира Абрамовна попросила было тапочки, но Петр Иванович галантно только руками развел: «Вам, Фира Абрамовна!..» Чтоб не приняла за нахала, даже не накрыл в комнате стол загодя, а теперь сходил на кухню и все постепенно принес. Расставил все как следует, тарелочки, рюмочки, для обнаружения родства душ тихонечко настроил Би-би-си — как она будет реагировать, сочувственно ли? Фира Абрамовна приняла все как должное, все даже одобрила, и Петр Иванович подумал, что в дальнейшем она, может быть, не окажется слишком предубежденной насчет петуха, но это Петр Иванович по ряду причин отложил, а пока решил подойти с более научной стороны. Поговорив о том о сем, и что жизнь в наше время в общем существенно улучшилась, и в смысле товаров, и как будто немного посвободнее стала, а все-таки не каждому можно довериться, чтобы вот так, не таясь, послушать радиостанции, которые тем не менее по-прежнему глушат, а человеку с особенными талантами и вообще, в сущности, в нашей действительности никакого продвижения нет. В целом, о многом таком высказывал Петр Иванович довольно смелые замечания, а сам все посматривал на Фиру Абрамовну — все-таки последняя секретарь начальника «Севзапупа», доверенное все-таки лицо и все такое, а Фира Абрамовна — ничего, ласково так опускала глаза, загадочно улыбалась как бы про себя, Фира Абрамовна — хитрая еврейка, ну совсем тургеневская барышня, — так что Петр Иванович, позабыв про свои расчеты, и сам стал испытывать некоторое влечение и родство душ. А Фира Абрамовна все щурилась, все улыбалась, а потом как бы невзначай и ловко найдя, куда это вставить, заметила, что вот-де какая у Петра Ивановича хорошая комната, а он, в свою очередь, подхватил, что если бы к такой комнате, в такой малонаселенной квартире, да еще в таком хорошем районе, прибавить вторую комнату, даже если и похуже, то вполне можно было бы выменять отдельную двухкомнатную квартиру, а может быть, его сосед, одинокий мужчина согласился бы обменяться, если бы другая комната оказалась равноценной, а Фира Абрамовна, как он слышал, кажется, живет на Васильевском? Так это его соседу было бы очень удобно, отчего бы ему не согласиться?

Теперь Петру Ивановичу и такая идея показалась весьма привлекательной, и он учел ее как запасную, на случай, если Фира Абрамовна лишь частично согласилась бы соединить свою судьбу с судьбой Петра Ивановича, а Фира Абрамовна, похоже, клюнула. Ничего конкретно не говорила, но обмолвилась, что у нее комната действительно неплохая, с окнами на бульвар, и трамваи по бульвару не ходят. Учитывая местоположение и хромоту соседа, а также его темноватую, потому что окнами во двор, комнату, можно было предположить, что он, если все пойдет по такому плану, может и согласиться... Но пока об этом ли, или о первом варианте заводить разговор было рано: нужно было еще некоторое время поухаживать за Фирой Абрамовной. Под предлогом заварки чая пригласил Петр Иванович Фиру Абрамовну на пока еще коммунальную, однако двадцатиметровую кухню, чтобы она воочию увидела дополнительное удобство квартиры, понимал, что остальные удобства Фира Абрамовна и сама обнаружит. Так и вышли в кухню, на которой не совсем кстати для Петра Ивановича обнаружили присутствующего соседа.