Борис Дышленко - На цыпочках

Полковник как будто слегка опьянел.

— Это генетика, — сказал полковник, — генетика во всем виновата.

— Простите, полковник, я не понял, — не понял я, — в чем генетика виновата? — вообще-то мне было все равно, и я просто поддерживал разговор. Из вежливости.

— Ну, в романтике, — сказал полковник, — в романтике, и это... дурные запахи тоже.

— А разве это одно и то же? — спросил я.

— Что «то же»? — переспросил полковник.

— Романтика и эти запахи.

Полковник рассмеялся.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся полковник. — Что вы! Это совсем разные вещи. Это даже противоположные вещи. Да романтика просто исключает дурные запахи.

— Тогда я не понимаю, что же общего?

— Да ничего общего, — смеялся полковник. — А-а-а, понимаю, — догадался полковник, — вы сопоставляете романтику и дурные запахи, так? Нет, я не это имел в виду. Романтика и генетика — вот, что я имел в виду.

— А! — сказал я. — Это другое дело. Но романтика, это ведь, кажется... — бригантины?..

— Не только бригантины, — сказал полковник, — не только бригантины, хотя и бригантины тоже. Но я понимаю, что вы хотите сказать, — сказал полковник, — понимаю: я вижу это насквозь. Вас интересуют связи? Ну, что ж, попробую объяснить, попробую, так сказать, удовлетворить ваше любопытство. Тут, видите ли, глубокие корни, — сказал полковник, — очень, очень глубокие корни. Они уходят, так сказать, в глубь веков, в глубинные пласты народа. В некотором смысле, наука, прогресс, можно даже сказать, техническая революция; но понятия человеческого достоинства, чести, присяги — эти понятия достались нам в наследство от дворянства. Понимаете, насколько глубоко это уходит?

— Нет, — сказал я, — ничего не понимаю. Причем тут дворянство? В наш век — и какие-то феодальные понятия!

— Гуманен — гуманен! — согласился полковник. — Я не отрицаю: наш век гуманен и прогрессивен. «Гуманизм и интеллектуализм» — вот, что надо было бы начертать на нашем щите. Я и сам говорил о технической революции. Но согласитесь, и в наших врагах что-то было. Они все-таки тоже были в чем-то прогрессивны.

— Да как же «прогрессивны»? — возразил я. — Ведь это же была реакция!

— Реакция, — сказал полковник, — реакция — не спорю. Но все-таки передовые представители реакции, они ведь поняли, приняли... Нужно шире смотреть на вещи. Конечно, принципиально вы правы, но на деле... Ведь все эти чувства... Ну, вот эти самые... долга, чести, гордости — все это от них. Ну и потом — манеры: это ведь тоже кое-что значит. Не-э-эт, все-таки в дворянстве что-то есть.

Полковник потянул носом воздух и закрыл глаза. Он остановился. Мне тоже пришлось остановиться, чтобы его подождать. Полковник достал из кармана маленький кожаный портсигар и вынул из него сигарету.

— А кроме всего, — сказал, закуривая, полковник, — еще и древний род. Я надеюсь, в этом вы дворянству не откажете? Сколько поколений! — сказал полковник. — Вот генетика это и доказывает. Например: взяли кобылу (неважно какой масти), пустили к ней самца зебры, спустя нужное время кобыла рожает жеребят, — полковник лукаво взглянул на меня и сказал. — Все полосатые!

Нет, это не все, — продолжал полковник. — Дальше: берут кобылу (ту же самую), запускают к ней обычного жеребца (битюга, хама, конягу...). Что происходит, а?

Полковник выжидательно посмотрел на меня.

— Да то же самое! — восхищенно сообщил полковник. — Опять полосатые жеребята! Что за черт?! Скажете, фокус? Нет — генетика! Вот так же и с дворянством, — заключил полковник.

Я сказал, что не вижу тут связи.

— Как! — удивился полковник. — Что ж тут неясного?

Я же вам объясняю: из рода в род, из поколения в поколение передается одно какое-нибудь качество. В данном случае — полосатость, ну а у дворянства — другие качества: долг, честь, присяга... Чисто генетически.

— Нет, полковник, — сказал я, — вы не подумайте: я не против присяги, и чувство долга я тоже одобряю, но зачем же дворянство? Эти чувства возможны и без дворянства. Всем ведь известно, что дворянство пользовалось льготами, в то время как народ и население жили в кабале.

— Шире смотрите на вещи! — призвал полковник. — Немножко свободомыслия! Нельзя так однобоко трактовать этот предмет. Разумеется, наш век — век прогресса: тут и разделение труда, и равенство, и гражданские права... Но не все же права? Должны же быть и обязанности. Ведь так?

— Полковник! — вскричал я. — Вот только перед этим, поверите ли, то же самое думал.

— Я сразу увидел в вас интеллигентного человека, — сказал полковник. — Как увидел, так и сказал себе: «Вон там, в долине, среди холмов, стоит интеллигентный человек».

— Однако, что же мы стоим? — встрепенулся полковник. — Нам надо идти. Пойдем. Нехорошо заставлять себя ждать.

— Да-да, полковник, мне тоже надо спешить: жена уже давно ждет меня дома и, наверное, беспокоится, не случилось ли со мной...

— Не беспокойтесь, — перебил меня полковник, — мы непременно выдадим вам справку. Вот разве что... — полковник приостановился.

— Что, полковник? — спросил я. — Что-нибудь...

— Да нет, — сказал полковник. — А она что, вам очень нужна?

— Вообще-то неплохо бы, полковник.

— Необходимо или просто неплохо бы?

— Вообще-то нужно, полковник.

— Для жены?

— И для жены... — сказал я. — И для жены.

— Ладно! — полковник взял меня за локоть, предлагая идти дальше, — ерунда, не беспокойтесь, устроим. Не зря же я послал Шпацкого... дадим.

Мы пошли вперед и вверх, и полковник, с улыбкой поведя рукой на холм, вдруг сказал:

— Неправда ли, это похоже на море, грозное, бушующее море и волны, неправда ли?

— Да, — согласился я, — мне тоже приходило в голову такое сравнение.

— Я в детстве мечтал стать моряком, — усмехнулся полковник, — в детстве, в далеком детстве. Милая, невозвратимая пора детства! — с чувством сказал полковник. — Как не любить, как не лелеять воспоминаний о ней!

А вы? — спросил полковник. — Вам когда-нибудь хотелось быть моряком?

— Конечно, полковник, — ответил я, — еще как хотелось!

— Почему ж не стали? — спросил полковник.

— Не знаю, полковник, — ответил я, — даже не знаю. Как-то так, не случилось. А вы почему? — в свою очередь спросил я полковника. — Вы почему не стали?

— Хм! — сказал полковник. — Это сложный вопрос, — сказал полковник. — В сущности, какая разница: моряк, десантник? — никакой разницы нет. В жизни всегда есть место, — сказал полковник. — Всегда найдется место мужеству, отваге, благородству. Моряком! А вы думаете, десантником быть легче? Нет, быть десантником — это не только романтика, но и тяжелый труд. Постоянная упорная учеба, стремительные марш-броски; патриотические занятия. Вот один только поединок с вами...

Полковник замолчал и некоторое время шагал молча.