Борис Дышленко - На цыпочках

— А-а-а... от каких, полковник?

— От всяких, — сказал полковник, — от штатских, например.

— От штатских?!

— Ну конечно, от штатских, — сказал полковник, — от штатских, в первую очередь.

— Как! А... разве штатские не хотят мира, полковник? — спросил я.

— Не хотят, — грустно ответил полковник, — пороху не нюхали и не хотят. Им вообще наплевать: мир или война.

Полковник вытащил кожаный портсигар.

— Вот и вы тоже, — недовольно сказал полковник, — вам тоже все равно.

Полковник сунул свой стек под мышку и, не глядя на меня, закурил.

— Все штатские одинаковы, — продолжал полковник, снова двигаясь в путь.

Я растерялся:

— Но почему, полковник? Ведь я уже говорил вам...

— Демагогия! — прервал меня полковник. — Демагогия. Абстрактно всем хочется мира. То есть никто не против. Конечно, каждому приятно сидеть за толстыми стенами, за широкой спиной десанта. А как насчет ангажированности? — спросил полковник.

— Какой ангажированности?

— Ну такой, обыкновенной, — сказал полковник.

— Простите, полковник, я не очень вас понимаю, — сказал я. — Я, собственно, не знаю, что это такое, ангажированность.

— Ну, это понятие такое «ангажированность», — пояснил полковник. — Скажем, «назвался груздем — полезай в кузов». Это и есть ангажированность.

— Извините, полковник, но я не понимаю.

Полковник нетерпеливо щелкнул себя стеком по сапогу.

— Вы живете в обществе, — сказал полковник, — пользуетесь, так сказать, транспортом. Есть и другие места общественного пользования. А как же с «груздями»?

— С какими груздями, полковник? Я ничего не могу понять.

— Вы — назвались груздем?

— Я? Нет, не назывался.

— Не назывались?!

— Нет.

— Тогда, о чем мы вообще говорим? — обиделся полковник.

— Я не знаю, полковник, — сказал я, — по-моему, вы говорили об ангажированности.

— Ну вот, я и говорю, — сказал полковник, — грузди, ангажированность — какая разница? Вообще какая разница, кто как назывался? Это не важно. Ведь вы согласны с тем, что, проживая в обществе, нельзя быть свободным от общества?

— Да, разумеется, полковник, — сказал я. — Я и сам всегда считал, что ответственность...

— Вот-вот, — сказал полковник, — следовательно, вступая в игру, вы принимаете и условия этой игры, и вы обязаны их выполнять.

— В принципе, верно, полковник, только я не понимаю, о какой игре вы говорите.

— Ну, об этой, — сказал полковник, махнув стеком на холмы, — об этой, о патриотической.

— Та-ак, — сказал я, — игра...

— Игра, — подтвердил полковник.

— Но это ваша игра, полковник, — сказал я.

— Наша, — сказал полковник.

— Простите, полковник, но при чем же здесь я?

— А при том, — сказал полковник, — что это и ваша игра.

— Моя?!

— Ваша, — сказал полковник.

— Но позвольте, полковник, почему? — удивился я.

— Потому, — сказал полковник, — что вы играете в эту игру.

— Я?!

— Вы.

— Я играл в эту игру?

— А как же, — сказал полковник, — судите сами: вы прятались, бежали — разве не так?

— Ну, так.

— А для чего вы прятались? — спросил полковник.

— Ну, как?.. Чтобы выяснить, не угрожает ли мне какая-нибудь опасность.

— А для чего бежали?

— Боже мой, да потому что в меня стреляли, полковник!

— А если бы в вас не стреляли, то вы, вероятно, не стали бы бежать.

— Нет, разумеется, нет. Зачем?

— Резюме, — сказал полковник, — имела место некая совокупность действий.

— Какая совокупность действий?

— Не какая, а чья, — поправил полковник, — чья. Ваша совокупность действий, — сказал полковник.

— Моя?

— Не ваша, а ваша с десантом, — раздраженно сказал полковник. — Совокупность ваших действий с действиями десанта. Так вам понятно? — спросил полковник.

— Про совокупность понятно, — сказал я, — только я не пойму, при чем здесь игра.

— Как при чем! — удивился полковник. — Так ведь эта совокупность... это же и есть игра.

— Значит — игра?

— Игра, — сказал полковник, — и строгая игра, — сказал полковник, — и уж если вы приняли условия этой игры, то извольте их выполнять.

— О каких условиях вы говорите, полковник? Не принимал я никаких условий. Я даже не подозревал о них, я и правил этой игры не знаю — ничего.

— Скажите, — сказал полковник, — разве перестанут звезды циркулировать только оттого, что вам неизвестно об их циркуляции?

— Нет, конечно, полковник, не перестанут.

— А снег? — спросил полковник. — Снег прекратит свое падение, если вы, находясь в условиях южного пояса, не подозреваете о нем?

— Нет, — сказал я. — Нет, полковник, это не зависит от меня.

— А правила зависят от вас? — спросил полковник.

Я молчал.

— Нет, — сказал полковник, — правила существуют независимо от вас.

Мы молча поднимались на холм. На тот самый холм, на котором располагался лагерь. Я его уже видел с двух сторон, и теперь мы снова поднимались к лагерю, на это раз с третьей стороны.

«Как же так? — думал я, поднимаясь рядом с полковником по склону холма. — Как же так? Разумеется, полковник прав, и правила игры не зависят от меня. Разумеется, они не изменятся оттого, что я их не знаю, что-то тут не то. В чем-то и полковник ошибается. Та-ак, — подумал я, — офицер объяснил мне, как я должен идти... Та-ак, территория десанта... Та-ак, я не должен был их встретить... А траншея?» — вспомнил я.

И тогда я вспомнил все остальное. Я возмутился.

— Полковник! — сказал я.

— Да? — сказал полковник.

— Полковник, вот вы сказали, что игра, условия... вы сказали, что правила...

— Ну-ну! — нетерпеливо сказал полковник.

— Но ведь десантники... Они ведь... Ведь они сами нарушали правила, полковник.

Полковник остановился. Он медленно повернул ко мне свое лицо.

— Простите, — сказал полковник, — что вы этим хотите сказать?

Я немного испугался.

«Ну его! — подумал я. — Он, конечно, любезный, любезный, этот полковник, а вдруг да еще хлестнет стеком. Вон какой у него стек!»

Но отступать было некуда.

— Видите ли, полковник, — осторожно начал я, — я, конечно, очень вам благодарен за вашу помощь... Вам, лично, — сказал я. — И вы, вероятно об этом не знаете, но ведь факт остается фактом. Ведь так?

— Да, это так, — напряженно сказал полковник. — Факт всегда, везде и при любых обстоятельствах остается фактом...

— Вот видите, — сказал я полковнику. — А они, ваши десантники, на протяжении всего пути подстерегали меня. Они ждали меня, полковник. А во-вторых, то, что они устроили засаду уже по ту сторону, ведь это вообще ни на что не похоже.

Лицо полковника медленно потемнело.

— Не похоже? — сказал он.

— Не похоже, — сказал я.

— Ни на что? — сказал полковник.

— Ни на что, — сказал я.

— Нет, похоже, — сказал полковник.

— На что? — сказал я.