Борис Дышленко - На цыпочках

Но я, видимо, еще не был готов идти назад, во всяком случае, не совсем, что-то беспокоило меня: какое-то ощущение, возникшее недавно, только что, может быть, даже здесь, под лестницей, но о чем я забыл, собираясь закурить. Возможно, я что-то видел здесь, что-то, что показалось мне важным, и, может быть, оно лежало на полу или еще где-нибудь. Я в рассеянности поискал глазами в углу, куда минуту назад бросил смятую сигаретную пачку, потом по наклонному, образованному поднимающейся над моей головой лестницей потолку, и наконец я обнаружил ту вещь, которую искал, на которую я незадолго до этого смотрел в упор и не замечал ее, собираясь заняться курением сигареты, и которая к тому же была не вещь, а совсем наоборот, была проломом, брешью в кирпичной кладке наружной стены, и эта стена выходила не на улицу, а во двор.

Когда я спустился сюда, под лестницу, в этот закоулок, я как-то не заметил дыры в стене, не обратил на нее внимания, скрытый смысл этой дыры и сейчас не сразу дошел до меня. Несколько секунд я стоял, глядя в проем, в котором кроме куска асфальта ничего не было видно, и пытался осмыслить его, пока мне не пришло в голову отдаленное соображение, что из этого пролома я, возможно, мог бы извлечь некоторые преимущества.

Наконец я подошел к пролому и заглянул туда. Я увидел перед собой обширный асфальтированный двор, в центре которого, окруженная низкими, реденькими кустами, располагалась небольшая детская площадка, как можно было сообразить по разным приспособлениям, возвышающимся в ее четырех углах. Посередине площадки помещался четырехугольный барьер, вероятно загородка для песка, так как чьи-то малолетние и, наверное, только что выпущенные дети передвигали по нему предметы: песочные формочки, как я мог предположить. Но я в данный момент не предполагал, я пока еще ничего не придумал о преимуществах, а только с интересом рассматривал во всех подробностях этот большой двор и детскую площадку посередине. По детским приспособлениям в виде жирафа, ракеты и еще чего-то, непонятного мне, ползали мальчики — дождь уже совсем закончился, — и я, глядя на все это, постепенно начинал осознавать преимущество, которое давал мне этот двор.

«Сомнений нет — это детская площадка, — прошептал я про себя. — Может быть, это возможность, а может быть, даже шанс. Что если попробовать? Попытка не пытка. Конечно, эта дыра слишком узка для такого взрослого человека, как я, но вот этот кирпич, который здесь торчит подобно зубу... Если выломать его из стены, тогда, пожалуй, можно будет протиснуться. Да, если немного расшатать его, то можно. А потом пролезть в дыру руками и головой, как нырнуть, и тогда дотянуться до земли и вывалиться. И все — я уже там. Вот только дети... Примут ли они меня? По идее, должны принять: ведь они ничего не знают... И если тот, крупный, придет сюда, если даже догадается взглянуть в этот пролом, он увидит меня, играющего с ними, а ведь я могу отойти и подальше, выкладывать там эти песочные фигурки из формочек; я повернусь к нему спиной, и он не увидит выражения моего лица.

Действуй, — сказал я себе, — скорей!»

Изогнувшись, я обеими руками ухватился за кирпич и стал изо всех сил расшатывать его — он почему-то не поддавался. Видно, что-то держало его там: может быть, затвердевший раствор или какая-нибудь штукатурка. Сколько я его ни тряс, только руки мои сгибались и разгибались, кирпич же абсолютно не качался: он только казался некрепким на вид, действительно, как одинокий зуб во рту — попробуй-ка его выдери... Наконец, когда я уже отчаялся его вытащить, он вдруг сломался. От внезапности я сделал два шага назад, так, что чуть не ударился о поднимавшуюся надо мной лестницу. Но и того, что получилось, было довольно: теперь я смог бы пролезть в этот пролом.

Но этот... Он, наверное, все-таки шел за мной, потому что я услышал над своей головой по лестнице шаги и какое-то покашливание. Шаги были неуверенные, как будто человек не шел, а топтался на лестнице, еще не решив, где меня искать, а о покашливании нечего и говорить, таким оно было многозначительным и тайным.

Сжимая обломок кирпича я метнулся к дыре.

«Действуй!» — мысленно приказал я себе и высунул голову в пролом.

Две деловитые девочки (одна в белом пуховом берете) подошли и стали сосредоточенно смотреть на меня, но на их лицах не было ни осуждения, ни торжества — они обдумывали меня.

«Действуй! — еще раз подумал я, — руки вперед и головой — туда!»

Я так и поступил: вытянув руки вперед так, что свело плечи от усилия, я протиснулся в пролом до половины и тогда, отогнув назад голову, посмотрел на стоящих детей. Я старался выражением лица показать им, что ничего необычного в моем появлении нет и что, когда я весь вылезу из кирпичной дыры, я не сделаю ничего дурного. Я одновременно и улыбался, и делал виноватое лицо, для того чтобы они не испугались, и правда, они еще несколько секунд стояли спокойно, но потом их детские лица стали жалобно кривиться, они еще не плакали, и, для того чтобы они этого не сделали, я еще усилил свою улыбку и жесты. Я с ужасом видел, как их глаза постепенно наполняются слезами, как медленно и капризно открываются рты, и вдруг они обе сразу разразились громким, слышным во все концы двора и, наверное, на лестнице, плачем и одновременно просыпались крупными обильными слезами. Я отчаянной мимикой и жестами старался показать им, что не надо этого делать, что я не причиню им вреда, что я совершенно не страшен, но этим только больше напугал их. С громким криком они побежали от меня в глубь двора.

«Зачем они кричат!» — заглушая собственные мысли, подумал я, но мне еще пришлось сложить руки над головой, чтобы вытянуть себя из пролома назад.

Шум и топот раздались где-то рядом. Не имея смелости даже оглянуться, я зажмурился и втянул голову в сведенные судорогой плечи. Я замер, ощущая лопатками и головой приближающуюся опасность. Я замер.

Так я сидел на корточках, пока существующая здесь тишина не привела меня в себя. Я посмотрел на свои руки, одна из которых все еще продолжала сжимать красноватый обломок кирпича, я уронил его. Медленно и осторожно я поднялся, выпрямился и почувствовал, как при этом заныли коленные чашечки. Напряженно слушая собственный шорох, я обернулся — никого не было под лестницей.

Прислушиваясь, я стоял в закутке, пока не стал чувствовать рубашку, приставшую к моему телу. Я повел плечами, чтобы она отстала от вспотевшей спины, или я просто был мокрым от дождя...

«Нет, здесь никого кроме меня нет, — подумал я. — Наверное, он ждет меня там. А может быть, это вообще случайность».

Я осторожно, бесшумно, всей стопой ставил ноги на ступеньки, когда выбирался из своего убежища или ловушки, в общем из-под лестницы, чем бы она в данный момент для меня ни была. Я вышел на площадку и увидел на кафельном полу только грязные мокрые следы, может быть, и свои в том числе, да несколько обгорелых спичек.