Наталья Галкина - Квартирная развеска

— Меньше вякай о правах, перпендикулярный, — сказал первый мымрик.

— Здесь граждан нет, — сказал второй мымрик.

— Мы тебе не начальники, покойник, — сказал третий мымрик.

А четвертый заметил задумчиво:

— Врезать ему, что ли?..

Наверху открылся люк и показалась бритая голова пятого мымрика.

— Выводи, — сказал он.

Василия вывели. На асфальтовом плацу стоял колоссальных размеров космический корабль. Точнее, это была ракета. Василий наметанным глазом определил, что ракета была сделана из фанеры, неструганных досок, картонных ящиков и брезента и кое-как выкрашена в ярко-голубой цвет, причем краска не успела высохнуть и от ракеты изрядно несло. В задний отсек ракеты торопливо запихивали бумажные пакеты с надписью «Взрывоопасно!» Под ракетой навалена была куча хвороста, и пять мымриков, бегая взад и вперед, поспешно подносили еще.

От стоящей поодаль группы отделилась высокая фигура в колпаке, сюртуке, галифе и длинном плаще. Сюртук у мымрика был в орденах, а на груди висела на золотой цепи консервная банка.

— Как твоя кличка, перпендикулярный? — обратился он к Василию.

— У Бобика кличка, — храбро ответил мореплаватель.

— Лети безымянным, — сказал мымрик с банкой, — это твое право. Мы тебе памятник поставим. Напишем: «Безымянному перпендикулярному герою». Вон мымрик в сером стоит, фото с тебя сделает, потом скульптуру произведет с портретным сходством. В бронзе будешь возвышаться. Честь тебе оказана. Лезь в звездолет.

— Так он фанерный, дядя, — сказал Василий.

— Выше полетит, — сказал мымрик в галифе.

— Сам и лети, — отвечал Василий смело.

— Мы, покойник, сами не летаем; мы вашего брата для полетов отлавливаем.

— С каких это дел? — спросил мореплаватель.

— Перпендикулярность проявляем, — сказал мымрик. — Ты что-то больно разговорчивый. Добром не полезешь, мы тебя загоним.

Легкое смятение возникло в рядах мымриков, и по образовавшемуся проходу скачками пронесся огромный сенбернар в красных клипсах и с искусственной челюстью на шее. В зубах сенбернар держал зажженный факел. Он присобачил факел на самый верх кучи хвороста (которая незамедлительно возгорелась) и, обратясь к стоящим, произнес:

— С открытием Олимпиады вас, придурки!

Мымрики кинулись прочь от ракеты.

С небес спускался фиолетовый воздушный шар в белый горошек. В корзине сидела пресимпатичная компания. Голый розовый Аполлон в набедренной повязке пел во всю глотку:

— Сегодня на полях одержана очередная трудовая победа! — кричал один из воздухоплавателей, а второй ему вторил:

— Скоро я созрею!

Заслушавшись и заглядевшись, мымрики и ахнуть не успели, как экипаж воздушного шара вволок в корзину Василия и сенбернара, шар набрал высоту и исчез в облаках. Вслед за шаром взлетел взорвавшийся звездолет из фанеры.

— Василий! — кричал Перси Китс, срывая венок и парик и вышвыривая за борт кифару, — друг ты мой незабвенный!

На границе перпендикулярных миров обитали спортанцы. Основным занятием их были спорт. В связи с чем спортанцы регулярно голодали или влезали в долги, поскольку пахать, сеять, сажать, полоть, копать, окучивать и удобрять они не умели, а умели бегать, прыгать, метать, плавать, управляться с мечом, гонять на велосимане, хватать эстафетную выручалочку, стартовать, финишировать и стоять на пьедестале почета. Спортанцы усыхали от голода и от рекордов, но не теряли мужественного облика и любви к соревнованиям.

Зрителями соревнований, т. е. болельщиками, были не только спортанцы, исповедовавшие другие виды спорта, но и проживающие в их стране нигдериане и вездейки. Нигдериане, которые скитались по всему миру и нигде не могли прижиться, охотно оставались у спортанцев погостить денек-другой, а застревали большей частью на всю оставшуюся жизнь.

В свою очередь, обитающие повсеместно вездейки, этакие прилипалы, жалующие все миры в равной мере, с превеликим удовольствием кантовались на трибунах и стадионах спортанцев, ставили свои палатки и портативные виллы где ни попадя.

Нигдериане, занимавшиеся у спортанцев всякой побочной деятельностью, охраняли среду.

— А почему у вас охраняется только среда? — спросил Джеймс.

— И почему именно среда, а, скажем, не пятница? — спросил Джойс.

— Экономим, — отвечали нигдериане.

Распрощавшись с сенбернаром и достигнув наконец побережья, первопроходцы двинулись на «Авось». «Авось», «Небось» и «Тотчас» покачивались на волнах на рейде ожидая моряков.

Николетту решено было поначалу спрятать, а при благоприятных обстоятельствах обнародовать.

К середине дня бригантина, баркентина и гребентина вышли в открытое море. Моряки дружно пели любимую песню:

— Еще не вечер! — кричали капитаны.

Перси Китс и Василий, обнявшись, курили трубки мира.

Николетта и Окассен, сидя на полу в камбузе, читали подаренную им Вечным Греком книгу — адаптированные «Мифы Древней Греции». Тут-то и застукал их капитан, заглянувший в камбуз. Дальнейшие события развивались со скоростью звука. Команда, замерев, наблюдала, как капитан по всему кораблю гоняется за Окассеном с арапником и револьвером. Может, всё как-нибудь бы и обошлось, но Окассен споткнулся и упал, а когда поднялся, капитан уже был в двух шагах. Окассен вскочил на бортик ограждения, взмахнул руками и прыгнул в воду. Должно быть, он неудачно нырнул. Никто не успел и слова вымолвить, как Николетта вскричала:

— Куда Окассен, туда и я!

И тоже вскочила, юбчонки подхватив, на белые перильца, да в волны и сиганула. Похоже, что плавать она не умела вовсе. Только и осталось на воде — соломенная шляпка Окассена-Опоссума с ополоумевшим колибри да Николеттин чепчик.

Ужинали поначалу в полном молчании. Потом Джеймс произнес:

— Может, у них и вправду были родственные души?

На что Джойс сказал:

— Заткнись, братец.

Британия не сразу понял — что это виднеется то там, то сям на глади морской. Он даже решил, что дело в склянках, принятых накануне. «Белая горячка» — подумал рулевой. — «Лево руля». А из хлябей то слева по борту, то справа по борту, то прямо по курсу высовывались верхушки деревьев разных пород. Галлюцинация имела место стойкая и держалась не один час. Потом в видениях наметилось отрадное разнообразие: стали мелькать шпили, кресты колоколен, головы памятников, — пока на горизонте не замаячил довольно-таки солидных размеров остров.