Арина Обух - Муха имени Штиглица [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Помимо нитей судьбы, он использует пакеты, газеты, фольгу и ветки – вплетает в гобелен всё, что под крыло попало. На облако это теперь совсем не похоже, и он говорит, что это «тапестри». Не знаю, где он набирается таких слов. В переводе это означает «гобелен».

– Скажи по-русски, что сплёл фигню, а не «тапестри».

В ответ ангел машет на меня крылами и вплетает бордовую нить. И ты садишься в старый трамвай бордового цвета.

Ты всегда выбираешь этот трамвай и этот цвет. Но сегодня твой любимый трамвай поменяет маршрут. Потому что его ведёт мой ангел-ткач.

– Представляешь! – кричишь ты с порога. – Сегодня мой трамвай неожиданно отвез меня на улицу, на которую я собиралась це-елый год!..

– Что за улица?

– Барочная, там когда-то стояли у причала барки. Но самое невероятное, что одно время, ты не поверишь, она называлась Кишинёвской!.. Ты обязательно должна увидеть эту улицу!..

Это действительно невероятно, что эта улица однажды зазвала тебя, заворожила своими сумерками, жёлтым цветом стен и светом фонарей, разволновала неизвестно почему, а потом выяснилось, что она называлась именем твоего родного города, в который возит тебя в твоих снах бордовый трамвай…

В этом вы с ангелом похожи. Вы оба пребываете в ностальгии. Ностальгия – это одна из нитей основы.

– А ещё у меня тебе подарок! – говоришь ты и достаёшь маленькое блюдечко.

Блюдце с нарисованными синими прялками, дорогое, Императорского Ломоносовского завода. Ткач восторженно машет крыльями, он сразу понял, что это ему. За то, что он поменял маршрут трамвая.

Наверное, в прошлой жизни он работал на Максвельской фабрике и жил на улице Ткачей. Есть в Петербурге такая улица. Когда-то там шумели фабрики, и каждый встречный был ткачом. Теперь по этой улице бродит только один ткач, и то – невидимый и крылатый. Но пока он есть, остаётся надежда, что ткачи вернутся.

Иногда мой ангел пропадает. Может быть, нитки покупает, а может, просто бредёт по Шпалерной. Или заглядывает на улицу Красного Текстильщика. Его, как и тебя, манят стены с красным неоштукатуренным кирпичом. Дворцы заводов и фабрик, потерявшие свой статус в дворцовых переворотах.

– Сколько же облаков можно было выткать!.. – вздыхает ткач.

Он каждый день ткёт новое облачное полотно. Иногда с натуры, иногда по памяти. Сидит весь в нитках.

Сегодня он решил поэкспериментировать: оставил несколько пустот. То есть выткал неравномерно и видна основа.

Поставил ткацкую раму к окну и наблюдает, как сквозь нити основы проходит улица, зима, бредёт мужчина с собакой и скрывается, будто его и не было никогда. Ушёл в сотканное облако.

Ткач очень доволен своим «арт-объектом».

– Когда-нибудь и мы уйдём в эти облака… – говоришь ты. – Но, знаешь, ведь Там не будет нашей этажерки, вазочек этих не будет, нашего окна – не будет всего этого, к чему мы так привыкли…

– Ничего, привыкнем и к облакам.

А на углу стояла огромная корова и говорила:

– Понимаешь, у тебя будет другая судьба, а меня сглазили. Прокляли, понимаешь?..

Высокий мужчина в костюме коровы, рядом парень с рюкзаком на спине, похож на студента, и корова ему что-то горячо рассказывает – втирает. Парящие жесты рук (копыт) и внушительный мужской бас. Парень слушает внимательно и даже как-то выпрямляется, приосанивается по ходу разговора. А я как раз жду свой автобус, и получается, что подслушиваю.

– Ну не сошлись у меня звёзды, понимаешь? Бывает так в жизни, зато у тебя другая судьба будет. Ты посмотри на меня – и живи по-другому. Понимаешь?.. Знаешь, я вот порой думаю: где справедливость? Она ведь должна быть. А потом соображаю: это ж сколько нас всех, ну у Бога, и каждый хочет справедливости, прикинь? Ну вот представь, стоят перед иконами, ну или как я, на перекрёстке, и просят, просят, просят!.. «Бог, пошли мне мужа! пошли жену! пошли денег!..» – а Бог устал всю эту ахинею слушать. И я вот вообще не уверен, что мы у Него единственные. Ну смотри, сколько звёзд! Там точно есть сущности получше нас. А Земля – это что-то типа телеканала «Домашний»: Бог переключает каналы, натыкается на «Землю», тут же слышит отовсюду наш визг, крик – и выключает нафиг. А вот другие каналы – звёзды, в смысле, – нор-р-рмальные! И на Марсе люди есть, и лучше нас, просто наши глаза несовершенны и никогда это совершенство не увидят! А Бог видит и радуется. Как я. Вот я на тебя смотрю и радуюсь. Ты правильным человеком получился. А я вот просто на перекрёстке стою.

Вечерний город шумит и мешает мне слушать корову. Но по обрывкам фраз понятно, что она продолжает втирать парню про светлое будущее. Трясёт его за плечи, указывает куда-то в даль – даль светлую!

– Ну ты понял меня, братан? Давай. Если что, заходи. Лучше вечером. Я здесь всегда.

Парень бежит – то ли в метро, то ли в даль светлую. То ли радуясь своему будущему, то ли своему освобождению из-под копыт.

– Ты где был, чего так поздно?

– Да вот… с коровой разговорился…

– И что она тебе сказала?

– Сказала, что у меня всё будет хорошо.

– Она мне тоже так сказала. Я верю.

Вечер. Рабочий день подошёл к концу. Корова покидает людный перекрёсток и бредёт вдаль по улице. За пивом пошла.

В тёмном небе горят красные буквы: «Му-му» – это кафе, которое рекламирует человек-корова.

На асфальте разлеглись огромные, просторные лужи, от ветра по ним идёт рябь, и в дрожащей воде мерцает белый силуэт усталого путника.

Получается, что один идёт внизу, а другой Наверху.