Дервиш Сушич - Я, Данила

Девушка, похоже, разбиралась не столько в промышленности, сколько в руководителях промышленности. Я накидал ей в список и гвоздей, и рельсов, и топоров, и ручных пил, и рубанков, и рессор для грузовиков, и несколько сварочных аппаратов, и два полных комплекта инструментов для выездных автобригад, включил даже все для узкоколейки. Как все это начальник подписал, ума не приложу. Может, он даже и не взглянул на список, когда секретарша принесла ему его на подпись, может, он смотрел на что поинтересней…

Погрузил я первую партию и дунул из Белграда.

Машины три дня перевозили все, что мне удалось добыть. В последний день одна из трехтонок сломалась на подъезде к Лабудовацу. Из Белграда пришло указание оставить машину на обочине «впредь до распоряжения». Когда шофер уехал, мы нашли «утерянные» части, заменили подсахаренный бензин чистым, грузовик перекрасили, приладили новый номер и посадили за руль парня, который уже закончил множество разных курсов — и нормировщиков, и учительские, и учетчиков, и санитаров, и трактористов, и теперь ломал голову над тем, на какой специальности остановиться. Грузовик продолжал беззаветно служить родине в границах лабудовацкой общины.

Сижу я на глиняном валу и поторапливаю в душе пестрый муравейник лабудовацких фронтовиков. Шепчу про себя просьбы-торопилки этому люду, который только о том и печется, как бы поскорее получить справку о своих трудовых свершениях…

Веселее, ну, веселее работайте, милые мои и дорогие фронтовики, каждый получит по два месячных пайка пшеницы и гороха, не зря же я обвел вокруг пальца товарищей снабженцев в уезде и дважды получил положенное, и рису подкину, и грушами обеспечу, ежели пожелаете, только поживей работайте! Не стой, Стоян, все вразвалочку норовишь, пошевели рукой, паршивец, нашел время лясы точить с этой соплюшкой! Цыплятники захотелось, жену-то еще перед войной до того добил, что она и посейчас в горнице лежмя лежит, а тебе подай свежатинки? А? Ну-ка, давай вкалывай, не то я тебе… Вон и толстозадые Воичи прохлаждаются…

— Товарищи, поднажмите, пока светло! — прошу их вежливо, с трудом сдерживая ярость.

А руки так и чешутся пройтись по Воичам дубиной. Весь род их со времен царя гороха — мошенник на мошеннике. Четыре брата, девять дочерей и четырнадцать сыновей, шестеро из них были с четниками и только один с нами, подорвался на собственной гранате, взорвалась у него в кармане. И теперь Воичи, все до одного, стучат в государственные двери и обрывают провода, как семья погибшего. А на работу выходят, ежели Марко Охальник уговорит их с глазу на глаз или ежели услышат, что по работе будет и выдача зерна. На вежливую мою просьбу переглянутся исподлобья друг с другом и по-прежнему ковыряют землю, словно через силу.

Вот несколько подростков — только-только выросли из детских штанишек. Кирки для них явно тяжелы. Руки — плети, ноги — скалки. Что скажет комиссия в военкомате? Знаю я, каково это — не можешь, а надо. Поглядывают на девчат, да ведь тесть по бицепсам выбирает зятя. Как бы ободрить их? Нечем. Физическая сила имеет свои границы. Напомнить разве о их предшественниках?! О тех, кто в их годы, сверкая холодными, как клинок, глазами, превзойдя мудростью философов, давным-давно почивших на своих перинах, создавали государство, не зная даже, что это такое. О тех иззябших, голодных, до времени постаревших, позеленелых, искалеченных! Нет, лучше их не вспоминать.

Я уже слышал, как возмущается нынешняя молодежь: что вы нам тычете в нос предшественников! И мы бы на их месте не оплошали.

Я безмолвно молю их: не зевайте по сторонам, копайте, неужели это так трудно, никто же от вас не требует хватать звезды с неба! И мы небось были молодыми, знаем, что это такое! Вон сколько баб на одних вас и надеются! И все равно не отлынивайте, на себя работаете, не на чужого дядю, а Данила вам и гармониста разыщет, и тамбуриста, чтоб вы могли погулять вечерком, клуб вам построю, открою школу, тракторы и комбайны пригоню, ежели, конечно, после индустриализации найдется клочок пахотной земли, построю вам кино и театр, чтоб чиновники из министерства просвещения не говорили, что у нас плохо обстоит дело с народным просвещением.

Только копайте, дорогие мои малокровные соколы-рахитики… Ведь ежели какой начальник взглянет ненароком на географическую карту, он же сразу увидит, на каком берегу Дрины Лабудовац. А ваш Данила отправится на многолетний отдых в какой-нибудь наш прекрасный мраморный карьер. И останутся от лесопилки лишь рвы, а лет этак через сто прыткий истории защитит докторскую, в которой с полной неопровержимостью докажет, что в этих окопах произошло одно из самых кровопролитных сражений второй мировой войны. А в кассу нашей общины в кои-то веки прольется капля милосердия комиссии по дотациям.

Марко Охальник объявил перерыв. Парни побросали мотыги и, потягиваясь, подошли ко мне. Подошел и Марко. Йованка привела трех женщин. Воичи, решив, что речь пойдет о материальной помощи или пайках, тоже приблизились.

— А когда пустим? — спросил кто-то из парней.

— Через месячишко, пожалуй.

— Молодежь ждет не дождется… Знаешь, товарищ Данила, государственная служба все же лучше.

— На лесопильне будет не до собраний! — влез в разговор старший Воич. Знает, хитрюга, что парень секретарь скоевской ячейки. — У багра да пилорамы нет языка, чтоб болтать попусту.

Воич этот слыл реакционером, и секретарь пропустил мимо ушей его слова. Для него он пустое место. Или категория зла, которую принимают во внимание лишь при подготовке к политической операции.

— Товарищ Данила, я хочу спросить тебя конкретно. Вот мы знаем, кто такой Маркс, кто такой Энгельс, я все понял, кроме второго раздела четвертой главы, вроде, значит, разбираюсь во всех этих проблемах. А вот объясни ты мне одно, когда здесь-то будет социализм?..

— Приедет в карете и с музыкой, — снова влез Воич.

— Молчи, старый осел! — накинулась на него одна из женщин, судя по тону, его жена. — Люди об умных вещах толкуют, а тебе бы только дурака валять. Парнишка дело спросил. Интересно ведь… Мы тут кричим: вот он, социализм-то, уже не за горами, еще годок, еще одну железную дорогу, а его нет как нет, застрял где-то, видать. Давай послушаем. А ну-ка, Дане, рассказывай!

— Правильно, дайте послушать! — поддержала ее Йованка, невозмутимо проглотив шепотную шпильку Воича: «А ты, Йованка, не переживай! Он тебе опосля с глазу на глаз расскажет».

Марко-комитетчик поднял палку и крикнул тем, кто было устроился в тенечке:

— Эй, вы, все сюда! На лекцию и ахитацию.

— Не ахитацию, а агитацию! — поправил его парень.

— Зелен еще меня учить! — огрызнулся Марко. — Я эту саму ахитацию в бункерах проходил, когда ты еще без штанов бегал.