Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Я все знаю!.. Я попробую тебе помочь. Будь вечером дома, приду не одна…

Галя обрадовалась. За любую соломинку готова была ухватиться, любой надежде рада. Даже не спросила, с кем придет Люба. В обеденный перерыв она ездила в тюрьму, узнала, когда можно передачу привезти. Теперь думала, что, может быть, надежду привезет.

А Люба добавила с сочувствием:

— Ты знаешь, кого он избил? Мамаша того, кому руку сломал, заместитель председателя райисполкома. Она за любимого сынка гору в пыль сотрет. Но она не так страшна. Отец хозяина квартиры, ему Иван челюсть свернул, директор ресторана, страшный человек! Да, влип Иван!.. Но ты не бойся, может, что сделаем…

Вечером Галя ужин приготовила, ждала. Услышала стук, бросилась к двери. Люба стояла рядом с Борисом. Улыбались. А Галя растерялась. Молча пропустила их в коридор.

— Вижу, не ожидала, — сказал Борис. — Разве Люба не предупредила, что со мной придет?

— Проходите, раз пришли… Какая разница теперь: предупреждала, не предупреждала, — сухо ответила Галя. Надежды рассеялись. Наоборот, тревога появилась. «Что ему нужно?»

— Я вижу, сердишься… Но я-то при чем? Шутили ребята, перегнули палку. Я бы ни за что не допустил, чтобы тебя обидели!

— По-твоему, меня не обидели?

— Да ты вспомни, смеялись ребята… Вошла бы в комнату, музыку послушали…

— Может, и на Ивана никто с ножом не бросался? — горько усмехнулась Галя.

— Когда?

— Все ясно… Этим ты мне хотела помочь? — с горькой же усмешкой взглянула Галя на Любу.

— Галечка, разве ты не помнишь? — воскликнул Борис. — Иван меня на пороге отрубил. Я ничего не видел. Может, и брался кто за нож? Я ничего не видел…

Галя вспомнила: действительно, в то время, когда на Ивана набросились с табуреткой и ножом, Борис лежал в коридоре.

— Ну, ладно, пошли чай пить? — вздохнула она.

— Это другое дело, — сказал Борис, и они пошли в кухню, расположились за столом.

Галя выставила еду.

— Зря вина не взяли, говорила тебе, — с сожалением взглянула Люба на Бориса.

— Зачем оно нужно, — отмахнулся он. — Чайку попьем.

За едой заговорили о Егоркине.

— Зачем же ты тогда написал, что я сама пришла к вам и что мы слушали музыку, а Ваня ворвался и бить вас стал? Вы же не пускали меня, измывались…

— Я написал? Куда?! — воскликнул Борис.

— В милицию.

— Откуда ты взяла? Что за глупость?

— В деле твое заявление есть. Следователь говорил…

— Деркач говорил?.. Он на пушку брал. Ни слова я не писал…

— В деле есть… Следователь показывал… — неуверенно и недоверчиво проговорила Галя.

— Не мог он показывать. Нет там ничего. Когда передадут дело в суд, назначат адвоката, спросишь, есть там мое заявление или нет… Если бы дело не попало к Деркачу, давно было бы уже закрыто. Он злой на тебя страшно! Ведь если бы не ты, Асю не выгнали из главных инженеров. Сорокину погнали бы… Теперь он мстить будет…

— А зачем же вы милицию вызвали? Знали ведь, виноваты, — недоверчиво расспрашивала Галя.

— Мы не собирались… «Скорая» заставила. Говорит, пока не вызовете милицию, не окажем помощи. Правила такие есть… Они думали, что мы перепились и передрались между собой. Врач и вызвал… А как к Деркачу попало, так и пошло…

Чайник зашумел, зафыркал. Запрыгала на нем, загремела крышка.

— Я заварю, — поднялся Борис.

— Я сама…

— Пусть он, — удержала ее Люба. — Он мастерски заваривает…

Галя достала заварку. И Борис стал готовить чай на тумбочке. Пока девчата разговаривали за столом, он потихоньку всыпал в чашки приготовленную заранее наркотическую смесь. Гале побольше, себе поменьше, а Любе совсем чуть-чуть. Подал на стол и сел на свое место.

— Я непременно схожу к следователю, поговорю, — продолжил он разговор, взяв чашку в руку. — Вы пейте, пейте, а то остынет… Нравится?

— Да. Ароматный почему-то…

— Секрет знаю, — засмеялся Борис. — Не скажу… Это мой секрет!

— А он сделает? — спросила Галя, имея в виду следователя.

— Думаю, все в порядке будет… Я его знаю хорошо. И с ребятами поговорю… Если надо, заявление напишем, чтоб дело закрыли. Мы ничего не имеем против…

— А тот… кому руку сломал?

— Он студент, — засмеялся Борис, радуясь тому, что Галя выпила всю чашку. — В институт и со сломанной рукой ездить можно!

— А он не будет против?.. — Боль и тоска рассасывались. Уверенность росла, что все будет хорошо. Что не так страшно все, как казалось. Все устроится.

— Уговорим… Понимает ведь, если будет суд, Ивана из института попрут…

— Как? — ужаснулась Галя.

— А как ты думала? — проговорил Борис. — Да ты не бойся, не будет суда. Я все улажу…

Галя улыбнулась:

— Я почему-то верю тебе. Сначала я тебе не верила, расстроилась, когда увидела тебя, а теперь верю. Я знаю, ты все сделаешь. И Ваня вернется… Только ты поскорей делай. Я не могу без него, мне так страшно было одной. Я привыкла быть всегда с ним, не могу без него. Он говорит, мы с ним срослись. — Она засмеялась. Ей становилось весело. Приятно было смотреть на Бориса, на Любу. — Когда ты его выручишь, вы подружитесь. Он хороший, и ты хороший…

Люба с Борисом смотрели на Галю и смеялись. Люба потянулась к ней, обняла:

— Ой, ты не знаешь, какой Борис хороший!

Они обнялись, стали целовать друг друга.

— Как хорошо… что ты пришла… Я думала… все плохо… а все хорошо…

— Люба! — смеясь, потянул Борис Любу за руку и разнял их. — Идем, что скажу!

Он вывел девушку в коридор и сказал ей негромко:

— Уходи отсюда! Давай, давай, — подталкивал он ее к двери.

— Почему? Куда? — недоумевала Люба, глядела на него, не понимая, чего он хочет.

— Нам поговорить надо! О деле… Ступай, завтра встретимся! — Он вытолкнул Любу на лестничную площадку. — Иди, иди! — махал он рукой. — Завтра, говорю, встретимся… Не вздумай стучать! — приказал строго.

Люба дернула плечами, хмыкнула.

— Ты что, того? — махнула она ладошкой возле своего уха.

— Того, того, — ответил Борис и закрыл дверь.

Прислушался, услышал удаляющиеся нерешительные шаги и вернулся в кухню.

— Люба за вином побежала. Сейчас придет, — улыбался он, садясь поближе к Гале.

— А мне и без вина хорошо…

— Пускай, раз ей хочется.

— Пускай, — улыбаясь блаженно, вяло махнула рукой Галя и уронила ее на стол. Она сидела, прислонясь спиной и затылком к стене: выставив подбородок.

Борис взял ее руку в свою.

— Какие у тебя пальцы красивые… — прошептал он и стал целовать руку.

— Ванечке тоже нравятся… Ты целуй, а я закрою глаза и буду думать, он целует…

Борис стал целовать смелее руку, кисть, локоть. Поднялся, поцеловал в выставленный подбородок, в шею, в губы. Подсунул под нее руки и, не отрываясь от губ, поднял, постоял и понес в комнату. Она обвила его шею руками, шептала на ухо с закрытыми глазами: