Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

В комнате было разбито все, что можно было разбить: японский телевизор зиял дырой там, где был экран. Сервант разбит, осколки дорогой посуды горкой блестели на ковре. Остатки хрустальной люстры жалко и кособоко свисали с потолка.

Через минуту ребята сбегали по лестнице вниз.

— Спокойней, спокойней, — успокаивала Галю и ребят Наташа. Но больше всего себя. Испуганную, ничего не понимавшую сестру она держала под руку. Прошли арку.

— Все, ребята! Теперь разбегаемся. И тихо!.. Юра, мы с тобой…

Ребята ушли, а они направились к телефонной будке. Юра остался с Галей, а Наташа вошла, набрала номер милиции и возбужденно стала просить, чтобы срочно приезжали: в восемнадцатой квартире убийство происходит. Драка ужасная. Визг, крики, звон. Страшно слушать. Скорее выезжайте!

— Кто говорит? — спрашивал дежурный.

— Соседка, это надо мной… Скорее! Ой, что там творится…

— Адрес?!

Наташа назвала адрес разгромленной квартиры и выскочила из будки. Такси поймали быстро. На Кутузовском проспекте их в любой час много. Таксисты любят сюда ездить. Редко отказывают. Жирный район.

— Центральный телеграф, — сказала Наташа, впихнув чуть ли не силой Галю на заднее сиденье к Юре и села рядом.

Галя дрожала. Наташа обняла ее, прижала к себе и погладила по голове нежно:

— Закрой глаза, усни!

Машина мягко покачивалась. Голова Гали безвольно болталась у Наташи подмышкой. На улице Горького остановились.

— Юра, сходи дай телеграмму, — протянула ему Наташа бумажку с текстом и деньги.

Юра прочитал про себя: сообщаем вечером двенадцатого Кутузовском проспекте дом такой-то квартира такая-то задержана группа наркоманов и валютчиков. Милиция зависима от родителей валютчиков попытается факт скрыть. Подробности письмом. Телеграмма была адресована министру внутренних дел.

— Откуда ты взяла, что они валютчики? — спросил удивленно Юра.

— Она, — Наташа кивнула на Галю, — видела у Бориса доллары…

— А телеграмма зачем, если письмо будет?

— Пока письмо дойдет, все будет шито-крыто: звонка не было, никто никуда не выезжал, никого не брал. А так завтра дело под контроль возьмут. Я все продумала… Я все написала, как они приобщают к наркомании, как покупают милицию, суд…

Юра убежал, вернулся, выдохнул:

— Порядок!

Палубин на работу собирался в своей комнате. Надя на столе гладила ему сорочку. Молчали. Он морщился. Во рту было сухо и скверно после вчерашнего вечера. Почти каждый день, работал он или нет, Роман возвращался домой поздно, приезжал нетрезвым. Ночью порой подолгу сидел на скамейке у подъезда. Не хотелось возвращаться. Надя видела, что он сидит, смотрела на него в щель между шторами, плакала. Однажды вышла к нему, села рядом. Он нагрубил: спи, не спится тебе! Знала о том и Ира. Сегодня скверно было не только с похмелья. Вчера, когда он на машине возвращался домой, остановило ГАИ. То, что он пьян, видно было без анализа. Права забрали. И это уже во второй раз. Не везет. Сегодня нужно звонить, хлопотать, добиваться, чтоб только штрафом отделаться. Не дай Бог — лишат на год. И Леонид Семенович куда-то исчез, на звонки не отвечает. В мае ни разу не объявился, и до середины июня — не слышно. У директора ресторана о нем спрашивать Роман стеснялся. Лев Борисович в последнее время раздражительный, пугливый, осторожный. Борис рассказывал, что торговых работников берут одного за другим. По Москве ходили слухи, что в Андропова стреляли, ранили. Стрелял будто бы мужчина в форме майора милиции. Костя дня три назад шепнул, что арестован Григорий Александрович: дела заворачиваются — ужас! Даже министра внутренних дел шуганули. «Что-то будет!» — охал Костя. «Ничего не будет, — отмахнулся Роман. — Тех, кто обнаглел слишком, прижмут малость, и все по-прежнему будет». Исчезновение Леонида Семеновича беспокоило, неудобства создавало это. В прошлый раз, когда права забрали, Роман позвонил ему, рассказал, и милиционер на другой же день сам права привез, извинился. Ох, до чего скверно, как голова раскалывается… Телефонный звонок резко ударил в больную голову. Роман, морщась, схватил трубку, не дожидаясь второго звонка.

— Алло, — простонал он.

— Роман? — Мужской голос был напористый, уверенный.

— Я…

— Нам встретиться нужно.

Палубин не узнал по голосу, кто звонит.

— Прости, не понял… Кто это?

— Нужно срочно встретиться, — мужчина говорил требовательно. — У Леонида Семеновича к тебе срочное дело. Жду на Калининском возле кинотеатра «Октябрь», тормознешь — сяду. Понял? Выезжай сейчас же!

— Мне на работу… — начал Роман неуверенно.

— Выезжай сейчас же, — повторил мужчина, и из трубки потекли короткие гудки.

Роман опустил ее на аппарат и тут же снова схватил, вспомнил, что права в милиции: как же ехать?.. Но ехать надо. Леонид Семенович шутить не любит.

Вел машину предельно осторожно. Не дай Бог остановит гаишник. Прав нет, перегаром со вчерашнего за версту несет. Трубка не понадобится. А без машины не найти того, кто звонил. На Калининском всегда народу до черта. Когда показался кинотеатр, напряжение чуточку спало. Теперь, если и остановит ГАИ, тот, кто звонил, увидит, подойдет. Подкатил к кинотеатру благополучно. Подъезжая, косился на людей на тротуаре, выхватывал глазами мужчин, стараясь узнать того, кто вызвал его. Но не узнал, когда тормознул, сзади подбежал стройный, чернявый парень в сером свитере, рванул дверь, плюхнулся на сиденье рядом и скомандовал весело:

— Вперед!

Потом с улыбкой сунул руку Палубину, проговорив:

— Вася.

— Коля, — усмехнувшись, пожал его руку Роман и включил скорость.

Парень засмеялся, устраиваясь удобнее.

— А где Леонид Семенович? — спросил Палубин, когда отъехал.

— В тюрьме.

Роман быстро и недоуменно взглянул на парня: шутит?

— Да, да. И ты его должен выручить.

— Я?

— Да, ты… Не хочешь? А Леонид Семенович говорил, что ты для него сделаешь все…

— А разве я возражаю? — быстро ответил Роман. — Но как я смогу?

От тревоги и какого-то непонятного холодка, охватившего его, стало поташнивать.

— Сможешь… Это просто. Десять минут и — спокойно гони на работу. — Парень говорил уверенно. Производил он впечатление энергичного делового человека, у которого все получается, все идет успешно.

— А что я должен сделать?

— Сейчас к нам сядет журналист, задаст тебе пару вопросов, запишет ответы на магнитофон, и все, — улыбался парень. — Гонорар за интервью тут же…

— И чем это поможет? — хрипло спросил Роман и кашлянул.

— Думаем, поможет… Журналист-то американский. Ответы твои он даст кое-кому из их сенаторов послушать, люди они неравнодушные к правам человека… Потом по всем штатам прокрутит с комментариями. По «Голосу Америки» само собой… Знаменитым станешь на всех континентах, — засмеялся парень. — И гонорар долларами. Везет тебе. Недаром тебя Борис везунчиком зовет…