Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

В обмен на кров и стол (хоть предложить я могу всего ничего) помогаю ВШ в кое-каких делах, с которыми раньше управлялся его двоюродный брат Конрад – помнишь Косю, о котором он рассказывал? Он помогал В перекладывать музыку на ноты, ухаживать за животными и т. д. С музыкой проку от меня не будет. Наверное, стану кем-то вроде ассистентки, девушки на побегушках, присмотрщицы за животными в одном лице. Как бы взревновал Мышкин! Интересно, когда вырастет, станет ли он смотрителем зоопарка, как клятвенно обещает – вот только с него сталось бы повыпускать всех животных из своих клеток, и по улицам Мунтазира бродили бы тигры.

ВШ когда-то владел целым зверинцем на Яве, но на Бали считают, что животных в неволе держать нельзя. Поэтому он передал своих яванскому зоопарку – себе оставил лишь нескольких обезьян, с которыми расставаться отказывается. Он делит с этими обезьянами свою хижину, а в его ванной живет полным-полно крыланов. Если о них не знаешь, можно ненароком испугаться. Ящерицы, тараканы, пауки, даже скорпионы мне привычны – но вот крыланы! Я туда больше ни ногой. «Вы оставайтесь в своем мире, – говорю я крыланам и обезьянам, когда прохожу мимо них, – а я буду в своем и трогать вас не буду».

Деревья и растения здесь такие знакомые – многие могу назвать. Баньян, молочное дерево, банан, кокосовую пальму, чампу. Растет лотос и гибискус. Есть растения, которых я никогда раньше не видела. Понадобится время, чтобы узнать о них побольше. Буду их рисовать. Ты проследишь, чтобы Мышкин не забросил рисование? В этом году он у себя в школьном альбоме сделал несколько прелестных рисунков – у него талант. Я подумала, что смогу его подстегнуть, если буду рисовать маленькие картинки и вкладывать их в свои письма. Я рисовала их для Мышкина и отсылала, интересно, доходят ли до него мои письма. И разрешает ли его отец их читать? Предположу: НЧ захочет, чтобы Мышкин меня возненавидел. Это было бы естественно.

Я каждый день задумываюсь над тем, что происходит дома – именно в эту минуту, мысли вертятся по кругу – сейчас Мышкин просыпается, сейчас НЧ возвращается со своей прогулки, сейчас я иду на кухню, чтобы приступить к дневным делам, сейчас сижу снаружи, на веранде, только что мимо промчался Бриджен, спеша опробовать новую музыкальную композицию, волосы у него стоят дыбом, потому что он постоянно хватается за них, сейчас я думаю о том, чтобы сесть и начать писать, но не делаю этого, сейчас я выскакиваю из ворот, чтобы заглянуть к тебе – ах! Как бы мне хотелось, чтобы ты и здесь жила за углом и я всегда могла бы забежать к тебе в гости. Я так и не получила ни одного из твоих писем – ты же мне написала, правда? Надеюсь, они не потеряются в дороге. Надеюсь, ты мои письма получаешь.

С огромной любовью, твоя Гая

15 ноября 1937 г.

Моя дорогая Лиз!

Наконец получила от тебя хоть какие-то известия. Какое это облегчение – узнать, что дела обстоят не так скверно, как могли бы, но, Лиз, все же постарайся писать письма подлиннее – новостей побольше – рассказывай обо всем, что у вас происходит. Я начинаю понимать: ты не любительница пространных писем, не то что я – как-никак на это требуется время, верно? И одиночество. У тебя же нет ни того ни другого. Твои дни заполнены, и у тебя есть сотня друзей и пара сотен обязанностей, которые нужно выполнять каждый день, чтобы твой гостевой дом продолжал работать.

Я начала копить деньги на поездку себе и Мышкину и живописью занимаюсь со всей решимостью. ВШ пообещал написать к следующему году большую картину, которая послужит его взносом в то, что он называет «Фондом спасения Мышкина». Он все твердит, что прямо сейчас даст мне денег на то, чтобы его перевезти, – но что-то во мне упрямится, я должна сама это сделать. Наверное, мне нужно немного времени, чтобы успеть освоиться до того, как приедет Мышкин. В моей жизни никогда не было такого, чтобы я могла отложить все в сторону, позабыть о том, когда полагается есть, когда спать, и просто работать!

Поздним вечером я два раза выбегала из хижины и просто стояла, вдыхая темный воздух и густой лес вокруг и слушая гонг гамелана, гулкий звук которого отдавался у меня в костях. Я стою там, чувствуя, как лес проникает в мое тело, ощущаю еще незнакомые мне ароматы. Затем звук замирает и медленно возвращается удар за ударом. Меня от нее пробирает дрожь, от этой их музыки. Она заставляет меня понять, как далека я от всего, что знала. Возвращаюсь к себе, иду спать, просыпаюсь до света и лежу не двигаясь, с закрытыми глазами. С такой ясностью вижу перед собой, что буду рисовать.

Но, разумеется, никакой благотворительностью не пользуюсь, совсем никакой – ну, не считая еды и жилья, – их принимать почему-то не так зазорно, как брать деньги на то, чтобы перевезти сюда сына. (Отпустит ли его Нек, или мне придется его выкрадывать?) Я все коплю и коплю, ничего не трачу. Когда М будет здесь, В говорит, что провезет его по всему острову, покажет все «от носа до кормы»! Почему ВШ так много для меня делает? Между нами нет той близости, какая есть у него с Джейн (женой Колина, я писала тебе о ней в одном из предыдущих писем) или с другими людьми в этом месте. Дело, должно быть, в его смутном воспоминании о том, как он познакомился со мной, совсем еще девочкой, и моим отцом – десять лет назад, – а кажется, будто целую вечность. Мир с тех пор уже пережил два ледниковых периода – динозавры с мамонтами оказались стерты с лица земли – и явился новый мир.

Рисовать у меня выходит все лучше. Заметила, что посетители ВШ останавливаются перед картиной, которую я закончила на днях, и долго-долго ее рассматривают. Картина эта похожа на свиток около пяти футов в длину, на ней, в сценках, расположенных одна под другой, разворачивается жизнь балийской деревни, и я выполнила ее в стиле, напоминающем манеру местных художников. «На нее обязательно найдется покупатель», – сказал ВШ уверенно, и я была довольна, как ребенок, получивший приз!

ВШ когда-то давно основал общество помощи местным художникам, там их учат по-новому рисовать и продавать свои картины. Оно называется «Питамаха» (в честь Бхишмы из «Махабхараты» – было неожиданно наткнуться здесь на такие отсылки к Индии, я их едва распознала). Большинство художников – эгоисты и не желают, чтобы преуспел кто-то, кроме них, а ВШ вот расходует свое собственное время и силы и мысли, пытаясь добиться известности для других. В то время как художественные галереи в Берлине и Париже ждут, чтобы его полотна стали частью их экспозиций, посвященных балийскому искусству, он ничего им не отсылает, поскольку хочет, чтобы все внимание доставалось местным мастерам. Может, однажды он пошлет одну из моих картин! Волнующе думать о том, чтобы зарабатывать на своем собственном труде, но для этого мне придется работать не покладая рук и продавать много картин. Гульден стоит здесь чуть меньше рупии, и денег из дома – по большей части твоих сбережений, Лиз, – мне хватит еще на какое-то время, но ненадолго.