Константин Минин - Своя правда

Не знаю, понял ли это Виктор, но в ответ на мой выкрик он спокойно сказал:

— Как хочешь. Только, пожалуйста, хорошенько подумай о том, какую именно правду ты будешь говорить своей маме.

Говорил он эти слова в спину мне, гордо уходящему по коридору в комнату.

Я ничего не ответил, но каждое его слово крепко засело у меня в памяти.

«Подумать, какую именно правду я буду говорить! Словно их (правд) много. Правда — она и есть правда», — думал я, одновременно выбирая для себя место поудобнее.

Возвращаться домой и вообще уходить от Виктора мне не хотелось. Здесь впервые за последнее время я чувствовал себя в безопасности, и это чувство мне нравилось.

«Может быть, он прав? Может быть, она действительно не одна? Может быть, на самом деле она у каждого своя? Своя правда!»

День катился к концу. Я пытался уснуть на подготовленном Виктором диване. Но мысль о «своей правде» никак не покидала меня. Она, как хорошо ограненный кристалл горного хрусталя, вращалась за закрытыми веками, отрывая моему взору новые невиданные ранее грани обстоятельств и мотивов в действиях окружавших меня людей. У каждого из них правда была своя, и каждый из них был по-своему прав, теперь я это видел и понимал.

* Виктор *

Виктор лежал на полу поверх тонкого матраса. Новое синтепоновое одеяло не столько согревало, сколько создавало эффект парника, словно укрылся куском полиэтилена. Будучи принужденным то высовывать из-под покрова мокрые от пота ноги, то, укрываясь от холода, прятать их обратно, Виктор никак не мог уснуть.

Сергею, судя по всему, тоже не спалось. Он вертелся на диване, скрипя пружинами, и время от времени вздыхал.

— Не спится? — спросил Виктор.

— Нет, — ответил Сергей, и рыхлая тишина, нарушаемая редкими звуками уличной жизни и значительно сократившимися скрипами дивана, на какое-то время снова повисла в комнате.

— Спасибо, — сквозь молчание, бесцветным голосом сказал Сергей.

— Я долго думал, зачем ты нам помогаешь? — продолжил он. — Какая тебе от этого польза, но сейчас мне кажется, что ты просто хороший человек.

Закончив свою мысль, Сергей замолчал.

Виктор не спешил с ответом, он лежал на спине и, глядя сквозь потолок, старался взвесить и обдумать каждое свое слово.

Однажды, читая очередную книгу, он наткнулся на интересную мысль. Название книги и имя автора давно стерлись из памяти, и теперь, вглядываясь в сумрак ночи, он никак не мог их вспомнить, а вот идея, спрятанная в короткий монолог, поселившись в его голове, разрослась в целый комплекс убеждений и принципов, которые теперь по примеру забытого им автора Виктор пытался собрать в одну короткую речь.

— Знаешь, Сергей. Я хочу, чтобы ты правильно понял меня. Хороших людей, как и хороших поступков не бывает.

— По-твоему, все вокруг злые?

— Нет. Конечно, нет. Злых людей и злых поступков тоже не бывает.

Сергею показалось, что Виктор бредит, и он решил впредь от греха подальше не перебивать его.

— Когда-то я тоже был ребенком, в моей голове роились вопросы, на которые не было ответов. Со временем я научился эти вопросы себе не задавать. Я научился не слушать себя. Я научился не видеть того, что для меня, ребенка, было очевидным.

Виктор говорил и удивлялся тому, насколько складно и легко его рваные мысли складываются в понятные законченные фразы.

— Я уверен, что у кого угодно…

Он на мгновение замолчал, подбирая подходящую для иллюстрации своей мысли кандидатуру.

— Да вот хоть у тебя, например. В детстве никогда не возникало сомнений в том, что война — это плохо, а дружба — это хорошо. Лично для меня война представлялась самым страшным злом из всех возможных, а люди, напавшие на нашу страну, казались самым настоящим воплощением зла. Тогда я еще не знал, что войн за историю нашей страны и, уж тем более, человечества было множество, тогда для меня существовала только одна война, та которая, закончилась победой добра в 1945-м году.

Заметив, что со стороны дивана не доносится никаких звуков, Виктор настороженно спросил:

— Ты слушаешь?

— Да, — ответил Сергей.

— Понимаешь. Ничем иным, кроме, как бесконечной злостью и злобой, я не мог себе объяснить, зачем и почему взрослые люди потратили столько сил, времени, жизней и денег лишь для того, чтобы попытаться убить как можно больше других людей, чтобы причинить как много больше горя, другому ни в чем не повинному народу. Война тогда мне представлялась борьбой света с тьмой, добра со злом, и мы в этой борьбе, бесспорно, были светом. Но эта уверенность продержалась во мне не очень долго.

— Что-то заставило тебя думать по-другому? — не выдержав, спросил Сергей и присел на диване, вслушиваясь в слова Виктора.

— Случилось то, что началась еще одна война. Наша страна ввела войска в другую страну. На нас никто не нападал, никто даже не пытался уничтожать наш народ и наши города, это мы пришли к ним с войной. Я тогда был немногим старше тебя, мне повезло, я не попал на ту войну, а вот некоторые из моих знакомых с нее не вернулись.

— А зачем мы напали на эту страну?

Виктор, прервавшись на реплику Сергея, спокойным голосом продолжил свой рассказ:

— Именно в этом и состоит главный вопрос. Мы на них не нападали.

— Но ведь ты же сказал…, — недоуменно воскликнул Сергей.

— Я сказал, что мы ввели туда войска.

— А в чем разница?

— После этого события я часто задавал себе подобные вопросы, много думал об этом, читал. И знаешь, со временем мне стало казаться, что я начал понимать причины, толкающие людей на массовые побоища. Поверь мне, Сергей, у войны может быть множество благородных и благих причин. Более того у каждой, совершенно у каждой войны за всю историю человечества были свои благие и благородные причины, причём эти причины имелись с обеих сторон.

Виктор вздохнул, перевел дыхание и продолжил:

— Понимание причин войны незаметно для меня самого превратилось в их принятие, я принял войну, если не как благо, то как объективную неизбежность, способную служить благим целям.

— Я не понимаю. По-твоему, война — абсолютное зло, может служить благим целям?

— Да! Война, как и любое другое зло, по природе своей служит благим целям. Более того это касается очень многого! Предательство, измена, банальное воровство становятся не такими уж и аморальным, если смотреть на них с точки зрения возможной будущей выгоды. Все это может служить и, почти наверняка, служит благим целям, вопрос только в том, чьим целям они служат. Но и эта уверенность прожила во мне недолго.

Сергей неодобрительно хмыкнул, продолжая сидеть на диване.

— Став взрослым, однажды я столкнулся с необходимостью объяснить ребенку причины, которые толкают здоровых и с виду разумных людей совершать поступки, которые с точки зрения его детской логики противоречат всем мыслимым моральным правилам. И что ты думаешь? Я был вынужден говорить: «Ну-у-у, ты понимаешь это сложный вопрос…» или что-то вроде: «Пойми мир не черно-белый, в нем много оттенков…» и прочую ерунду. Говоря все это, я понял, что я вру. Вру ему и себе. Именно тогда я понял, что все не так! Зло остается злом, а убийство убийством независимо от того, чем руководствовался человек, совершающий его. И даже, если результатом этого поступка стала во сто крат увеличенная польза для всего человечества, такой поступок был, есть и остается злом.