Константин Минин - Своя правда

После отпевания все, и даже Михина мать, заметно успокоились и как по команде расступились, чтобы позволить профессионально работавшим сотрудникам похоронной фирмы погрузить гробы в специально приспособленные для их перевозки машины.

Вслед за уехавшими катафалками стала хаотично шевелиться, распадаясь на части, собравшаяся толпа.

Кто-то интересовался, когда и где будут устроены поминки, часть людей молча ушла, а часть так и осталась в школьном дворе, постепенно собираясь небольшими группами и обсуждая наравне с произошедшим и увиденным свои личные не столь значительные, но от этого для них не менее важные новости и события.

Серьезно произошедшее отразилось на Насте. Почти сразу нашлись те, кто начали прямо обвинять ее в случившемся. Были даже такие, кто во всеуслышание объявлял о том, что собирается Настю убить, но, как это всегда бывает, решимость и жажда мести остались не больше чем громкими словами, сказанными в момент отчаяния и скорби. В итоге все закончилось тихой травлей в школе, во дворе, в компании и в Интернете.

Потеряв Лену, со временем Настя перестала общаться и с остальными друзьями. Травля усиливалась, и она начала пропускать школу, а в конце и вовсе уехала к отцу, который к тому времени неплохо устроился и осел в областном центре.

Последний раз я ее видел в суде спустя почти год после отъезда.

Моя жизнь тем временем текла своим чередом.

Ко дню выписки мамы, я и Виктор готовились заранее и основательно. Вдвоем мы несколько раз ходили домой в поисках подходящей для нее одежды и обуви. В общей сложности маму продержали в больнице десять дней и выпустили, не долечив. Виктор говорил, что это стандартный срок стационарного лечения.

К тому времени я все еще жил у него и ходил домой только по острой необходимости, каждый раз боясь наткнуться там на отца. Но, судя по тому, что я его там ни разу не встретил, а также по всегда неизменной обстановке и слою пыли на полу и вещах, можно было сделать вывод о том, что дома он так и не появился, что заметно ободряло Виктора.

После нашего ночного разговора о добре и зле я постепенно открыл для себя, что помогает Виктор нам вовсе не бескорыстно, и его действия обусловлены серьезными, далеко идущими планами. Поборов первое отторжение и ревность, я, с удивлением, заметил, что не имею ничего против возможных отношений мамы и Виктора. За время совместной жизни мы неплохо сдружились, и я день за днем открывал его для себя с лучшей стороны.

Виктор неоднократно уговаривал маму после выписки поехать к нему домой, но она наотрез отказывалась, говоря, что у нее есть свой дом. Создавалось впечатление, что мама осознанно старалась не замечать его, очевидных даже для меня, намерений.

После того, как мама окончательно отказалась поехать к Виктору, он без злости и раздражения принял ее решение, а вечером того же дня, объяснив мне, что мама, выйдя из больницы, должна приехать в чистую квартиру, потащил меня домой, где мы до поздней ночи наводили порядок.

В день выписки Виктор разрешил мне не идти в школу, и мы вместе, нарядившись в выходную одежду, отправились в больницу. Врачебный обход в понедельник начинался в десять часов утра и с учетом времени, необходимого для оформления требуемых документов, по расчетам Виктора, отпустить ее должны были ближе к полудню. По пути мы зашли в цветочную лавку и забрали букет, заказанный Виктором накануне.

К моменту нашего прихода наступило время посещений, и больничный двор, а также общее фойе на первом этаже были заполнены немногочисленными посетителями и пациентами. Как обычно одев белые халаты в подсобном помещении под лестницей, мы поднялись в кардиологическое отделение, дверь в палату была открыта и, зайдя в нее первым, наряду с уже привычной мне больничной обстановкой я увидел отца, сидящего рядом с мамой на ее кровати. Шедший за мной Виктор, на мгновение стушевавшись, быстро взял себя в руки и, пройдя бодрыми шагами по палате, вручил маме букет, пожал отцу руку и быстро ушел.

Мама выбрала отца, и в ее жизни ничего не изменилось. Где он был и что делал все это время, мне до сих пор неизвестно, впрочем, меня это никогда не интересовало.

В тот день вечером я приехал в квартиру Виктора. Прежде чем вернуться домой, я переночевал у него последнюю ночь, и в эту ночь почти до самого рассвета мы сидели на кухне, пили чай и разговаривали, вернее, разговаривал Виктор. Он рассказывал мне о своей жизни, о его взглядах и представлениях, но больше всего он рассказывал мне о моей маме. Оказывается, он знал ее задолго до того, как она вышла замуж за моего отца, и любил ее уже тогда.

Я честно пытался, но так и не смог понять или принять все то, что он мне рассказывал. Я не знаю, почему мама неоднократно, раз за разом на протяжении всей своей жизни отказывала ему, но, в конце концов, благодаря этим отказам на свет появился я, что само по себе уже неплохо.

Следствие по делу об изнасиловании Насти длилось почти год и, как бы странно это не показалось, большую часть этого периода мы с Максом участвовали в нем в качестве подозреваемых.

Родители Романа наняли ему дорогого и, наверное, хорошего адвоката, который посоветовал им для начала самостоятельно явиться в полицию.

Используя добровольную явку Романа, адвокат умудрился выторговать для него на время следствия вместо ареста подписку о невыезде.

У меня адвоката не было. Меня наравне с Максом взялся защищать его отец, что стало возможным в значительной мере благодаря принципиальной позиции Виктора, который все еще оставался поручителем Макса, чем активно пользовался в переговорах с Васильевым старшим.

Его защита была негласной, он, естественно, не ходил с нами на допросы и не явился в суд, но его незримое, уверенное присутствие неминуемо чувствовалось в словах, действиях и даже в тоне общавшихся со мной дознавателей и следователей.

Адвокат Романа строил стратегию защиты, пытаясь свалить всю вину за случившееся на Диму и Миху. По его версии, Роман просто присутствовал при изнасиловании, но в нем не участвовал, ничем не помогал и даже не подстрекал насильников к действиям.

Со слов отца Максима, это была грамотная стратегия, но она не сработала.

В один из дней, когда до окончания следствия оставалось совсем немного времени, чтобы окончательно отделаться от статуса подозреваемого и перевести себя, а за одно и меня в разряд свидетелей, Максим принес следователю пакет с фотографиями. Теми самыми фотографиями, на которых не было Максима.

Фотографии приобщили к материалам дела, а затем, проделав какие-то манипуляции с учетной записью Лены, направив какие-то запросы и получив на них ответы, следователи установили, что Влад Правдин регистрировался в сети, писал комментарии, отправлял сообщения и фотографии с одного и того же, принадлежавшего Роману телефона. Телефон изъяли и обнаружили в нем не только фотографии, но и видео, явно доказывавшее активное участие Романа во всем произошедшем. Его адвокат был в ярости, но сделать уже ничего не мог.