Чаплин - Подлива. Судьба офицера

И вот бигус так себя проявил! Христ еще раз посмотрел на трусы и его затошнило. Хорошо хоть штаны чистые. Подавив рвотный рефлекс, он снял штаны, трусы двумя пальцами аккуратно опустил в урну и уселся на унитаз поджидать, когда в туалете никого не будет. Заодно и облегчиться, но как назло ничего не выходило. Видно бигус был одноразового действия, и весь выхлоп случился в метро. На будущее надо учесть, если в училище на ужин бигус – бери запасные трусы.

Наконец хлопнула дверь в последней кабинке, и Христ остался один. Медлить было нельзя. Он аккуратно выглянул из кабинки и босиком, без трусов, в одной фланке ринулся к умывальнику. Вытереть все начисто не удалось, выброс оказался очень высоким. Да и Христ был волосатым с ног до головы, так что только мыть!

И вот в тот самый момент, когда Христ, стоя спиной к зеркалу, пытался пристроить задницу на умывальник, в туалет зашел пожилой интеллигентный дяденька в очках. От увиденного глаза у дяденьки увеличились до такой степени, как будто линзы были плюс шесть. А когда они встретились взглядами, Христ только неловко прикрыл ладошками свое мужское достоинство и улыбнулся. Мужичок, издав короткий писк, словно мышь мгновенно юркнул обратно в дверь.

Не теряя времени, Христ пунцовый от стыда домыл свое грязное тело и снова заперся в кабинке. Переодевшись, поспешил поскорее покинуть это заведение.

«А без трусов не так уж и плохо. Все под рукой» – подумал Христ и пошевелил руками в карманах. Отступать он не привык. Денег на новые трусы не было, но не возвращаться же обратно в училище. Только вперед! И Христ поехал на свидание, там ведь все равно раздеваться.

Встреча, как и предполагалось, прошла на высоком уровне и оправдала все ожидания. Единственное, что немного омрачило замечательный вечер, так это вопрос подруги:

«А почему ты без трусов?»

На что Христ просто и без затей ответил:

«Моряки трусов не носят. Уставом запрещено»

А и правда! А вдруг завтра война, а нам в море. А там морской бой и придется вплавь добираться до берега. Быстро все скинул и поплыл налегке.

Наверное, потому что как поет Газманов – «Я рожден в Советском Союзе», а в СССР, как известно секса не было, а скорее, потому что это было в моем характере, но рос я скромным, застенчивым юношей. Особенно в отношении женщин. Я не курил, меня тошнило даже от запаха алкоголя, а пьяных я просто ненавидел. Мне нравилось учиться и заниматься спортом. Писал стихи по малолетству, в общем, был романтиком. Есенин, блин.

В школе я учился на четыре и пять, был на хорошем счету и конечно я влюблялся. Но любовь эта была чисто платонической, даже без поцелуев.

Время бежало быстро. Мечта моя осуществилась, и я уже был курсантом военно-морского училища. И доучился уже до третьего курса, но все еще оставался девственником. Мои товарищи помогли решить эту проблему. Случилось это 23 февраля, и было мне девятнадцать лет. В тот счастливый вечер я впервые попробовал все и сразу – и женщину и водку. Скажу сразу, я ни о чем не подозревал.

А дело было так. Учился я в Питере и у одного из моих товарищей была комната в коммунальной квартире, которую мы снимали. Это была классическая коммуналка. Питерский мрачный двор-колодец, старинный дом царских времен, сквозная парадная. Мы использовали ее для переодевания в гражданку и для вечеринок.

Сама квартира – это длинный коридор и три комнаты подряд с правой стороны. В конце коридора общая кухня и совмещенный санузел. Теперь о ее обитателях.

Первую комнату снимала валютная проститутка Людочка. В то время она воспитывала ребенка, мальчика лет четырех-пяти, поэтому частенько принимала клиентов на дому. Как правило, это были черно-синие гости из Африки.

Сама Людочка была высокой, стройной и симпатичной блондинкой. Мы с ней редко пересекались, но кое-кому повезло. И везунчики восхищенно рассказывали о том, что она творит ногами. Делает не просто «рогатку», а шпагат лежа на спине, а также «ноги за голову».

Воспитанием ребенка она совсем не занималась, поэтому он мычал что-то нечленораздельное и несколько раз позволил себе покакать в холодильник. К концу моего обучения Людочка куда-то исчезла. Может быть, вернулась на малую Родину, а может быть покинула большую. Но речь не о ней.

Главная героиня снимала вторую комнату. Звали ее Элла Альбертовна, впоследствии Эллочка. И фамилия у нее была интересная. Еврейская кровь. Это была пышная женщина тридцати двух лет, с копной густых рыжих волос и бюстом пятого или шестого размера. Работала она врачом где-то в больнице, но в свободное время продавала иностранцам всяких кукол и матрешек, которых делала сама.

И вот, зная мою проблему, мои товарищи организовали вечеринку. И дата была соответствующая – 23 февраля, праздник всех мужчин. Пора было становиться мужчиной. Мы скинулись, купили выпивки, закуски. Накрыли стол.

Женский контингент состоял из Эллочки и трех ее подруг. Как я позднее узнал, роль совратительницы должна была принадлежать подруге Эллочки, но что-то не сложилось. Наверное, перераспределили роли по ходу пьесы.

Вечеринка была в самом разгаре, я уже отведал водочки и начались танцы. В основном звучали медленные композиции при интимном освещении. Я танцевал с Эллочкой, которая сама меня пригласила. Водка сделала свое дело. Начался петтинг в движении, возникла непрекращающаяся эрекция и я начал трогать ее там где нельзя. Сначала она смущенно хихикала, потом раскраснелась, часто задышала и поволокла меня в свою комнату.

Не вдаваясь в подробности, в комнате Эллочки все было степенно. Она выключила свет, зажгла свечи. Раздела меня и разделась сама. Затем она, как врач, прочитала мне лекцию о строении женского тела, иллюстрируя свой рассказ видами с натуры. Короче в тот вечер я узнал всю теорию, потом мы приступили к практическим действиям.

Надо сказать, что комната Эллочки была узенькой и длинной. А большая железная кровать с периной стояла почти от стенки до стенки.

И вот я уже обхватил пышный зад, а Аллочка, зарывшись головой в подушки, с криками и стонами корректировала мои действия. Направляла куда стучать – левее – правее, то есть так, чтобы достать нужную точку. Кровать ходила ходуном, спинка кровати грохала в стену, которая отделяла нас от вечеринки. Музыка, звучавшая в соседней комнате, на минуту стихла. Там видимо прислушивались. Потом раздались свист, улюлюканье и крики:

«Андрюха давай!!»

Представьте себе эту картину – грохот кровати, свист, крики. Я давился от смеха и долбил, а Эллочка, запыхавшись, твердила: