Валерий Примост - Люди Джафара

«Ладно, сдамся так, — сказал я, снимая носки и вручая их Чубу. — Под вашу ответственность.»

«Да, да, да, — нервно закивал Чуб, — сберегу, сберегу, спасибо тебе, Кондырев, сберегу…»

«И портянки курсанту не забудьте принести, — бросил ему вдогонку Белочкин. — Не май месяц.»

Так я попал на губу в очередной раз.

Разговор с Женей Чубом с позиций Устава мне настолько понравился, что я однозначно решил при случае повторить. А случай такой представился мне довольно скоро.

Ну конечно, этот принцип — «умный дурака всегда накажет» — совсем не нов. Даже из курсантов далеко не я первый его начал использовать. И до меня хватало всяческих умников, которые таким образом ставили офицеров на место.

Одним из таких умников был мой командир отделения — тоже, кстати, до лейтенантских погон не дотянул — Дима Бублак. Но у него эти «уставные» ситуации получались неожиданно комичными. Как, например, случай, произошедший с майором Переяславцевым.

Командир седьмой батареи майор Переяславцев (в просторечьи — «Перец»), когда заступал в наряд дежурным по училищу, часто во время ночного обхода тихонько подкрадывался к двери очередного дивизиона и наблюдал в замочную скважину за стоящим на тумбочке дневальным. Если он замечал, что дневальный отлучился с тумбочки или даже просто стоит не по предписанной Уставом стойке «вольно», а несколько более свободно, то немедленно врывался в рсположение, делал разнос и снимал наряд. «За отсутствие служебного бдения и плохую охрану оружия в оружейной комнате.»

И вот однажды ночью, когда мы — Дима Бублак, Пирог и я, уже третьекурсники — стоим в наряде по батарее, снизу звонят ребята-первокурсники (они жили на первом этаже, второй курс — на втором, а мы — соответственно на третьем) и сообщают, мол, мыльте зад, мужики, к вам идёт Перец.

И тут начинается форменный цирк: в два часа ночи наряд третьего курса в полном составе по стойке «смирно» выстроился вокруг тумбочки — бдит, несёт службу.

Стоим, ждём, прислушиваемся. Слышим осторожные шаги на лестнице, затем — шорох у самой двери. А потом замечаем, что падавший снаружи в замочную скважину лучик света исчез. Ага, всё понятно, заглянул, родимый!

И тогда Дима Бублак чётким строевым шагом трогается с места, подходит к двери, наклоняется и с отданием чести рапортует в замочную скважину…

Мы с Пирогом чуть не упали с тумбочки от смеха. Но как бы то ни было, а Перец в замочную скважину двери нашего дивизиона уже больше никогда не заглядывал.

Впрочем, Перец не был особо опасным (до Джафара ему было просто нечего браться). С ним даже можно было иногда договориться по-человечески.

Так, однажды, когда в училище ожидалось прибытие очередной комисии, на сей раз из штаба округа, но зато вместе с телевидением, журналистами и представителями общественных организаций, Перец построил свою седьмую батарею и обратился к ней с совершенно неуставным предложением:

«Ребята, все вы знаете об этой чёртовой комиссии. Будет много дерьма, но главной кучей будет образцово-показательный кросс. Это понятно?»

«Так точно,» — нестройно ответила батарея. Такое нетрадиционное начало просто заворожило курсантов.

«Значит так, я даю вам слово, ребята: если батарея прибежит первой, в увольнение отпущу ВСЕХ!»

«А как же наряд?» — с недоверием спросил кто-то из курсантов.

«В наряде буду стоять сам!»

И точно, когда батарея, поднатужившись, действительно прибежала первой, майор Переяславцев всю её, в полном составе отпустил в увольнение. А сам и вправду надел повязку дежурного по батарее и штык-нож и заступил в наряд. Пододвинул к тумбе коечку, закурил сигаретку, да и понёс службу. Я это сам знаю, потому что как-раз в тот день по каким-то делам звонил в седьмую батарею и чуть с тумбочки не упал, когда услышал в трубке голос Перца: «Алло, седьмая батарея! Дежурный по батарее — майор Переяславцев!» Так как же для такого командира и не пробежать лучше всех?

Со временем я понял совершенно точно, как именно нужно осаживать командиров и начальников «по-уставному». Тут весь секрет в том, чтобы хоть на время общения с ними стать большим уставником, чем любой из них. Это их мигом выбивает из колеи.

Наверное, потому, что в такой момент каждый из них подсознательно вспоминает свои собственные курсантские будни и своего собственного Джафара, вспоминает и снова чувствует себя тем зелёным несмышлёнышем, запуганным курсантом «на ковре» у начальства.

Стань в нужный момент для такого офицера неумолимым олицетворением Устава, стань его собственным Джафаром, и он мгновенно стушуется. Такой, знаете, армейский вариант эдипова комплекса.

И только Джафара никому из подчинённых никогда не удавалось выбить из колеи. Наверное, потому, что невозможно было сделаться — даже хотя бы на мгновение — большим уставником, чем он.

С Джафаром в этом вопросе вообще шутки были плохи: он был как уставная «чёрная дыра»; если ты пытался обогнать его в уставопочитании, то — в крайнем случае — мог достичь только его уровня, и никак не больше. Ведь именно его уровень и был абсолютом, севрским эталоном. Вот тут-то и сказывался эффект «чёрной дыры» — этот уровень просто засасывал, и если курсант достигал его, то становился точно таким же Джафаром, только маленьким.

Боже, как же он обожал «драть по Уставу»! Одним из любимейших номеров его репертуара был подъём. Полагалось строиться на подъёме за пятнадцать секунд. То есть, после произнесения команды «подъём!» нужно было откинуть одеяло и простыню на спинку кровати, впрыгнуть в сапоги, на голенищах которых заранее вывешены портянки, и занять своё место в строю.

Вся процедура должна уложиться в пятнадцать секунд. Потом Джафар проверит качество. Если хоть что-то не так — даже пусть один человек, откинув одеяло и простыню на спинку, не успел аккуратно расправить, — звучит команда «плёнка назад!» (любимая команда Джафара, хотя и неуставная; обозначает «на исходные!»).

Джафар мог так драть дивизион на протяжении всей зарядки, а потом говорил, дескать, ай-яй-яй, товарищи курсанты, как это вы мне тут сорвали зарядку! Чтобы компенсировать срыв — объявлялось два-три трёхкилометровых кросса в другое время дня. А поскольку не все укладывались на таких кроссах в нормативы, то кроссы тоже надо было перебегать. С процентами.

Короче, с каждым месяцем мы все оказывались перед Джафаром всё в более неоплатном долгу, в вечном долгу, который постоянно рос. Проценты, проценты на проценты и всё такое.

Как вы уже поняли, Джафар очень любил повторения. «Повторение — мать учения,» — говорил он нам, и мы понимали, насколько это не к добру. И правда: Устав и повторения — какое словосочетание может быть хуже?