Валерий Примост - Люди Джафара

Есть хотелось жутко — и в училище, и на губе кормили хуже некуда, — но сдаваться было нельзя. Я вальяжно, с удовольствием, отведал компота, поставил стакан на стол, промакнул губы салфеткой и поднялся.

На лице начкара уже не было издевательской ухмылки. Теперь в его глазах, смотревших на меня, сквозило недоумение.

«Спасибо за отличный завтрак, товарищ капитан. А теперь будьте любезны записать меня на приём к начальнику гарнизона. На четверг, если я не ошибаюсь…»

В глазах начкара промелькнул страх.

«Это ещё зачем?»

«Затем, что ваши действия являются грубейшим нарушением Устава, — пояснил я и хлоднокровно добавил: — Кто знает, может, вас ещё в старшие лейтенанты произведут…»

После развода на работы начкар вызвал меня к себе. Для разговора тет-а-тет.

«Послушай, курсант, — вкрадчиво заговорил он, предложив мне присесть на топчан рядом с ним, — зачем этот цирк? Я понимаю, ты голодный и поэтому злой, курсант. Но вот здесь, в бачке, есть еда. Поешь, успокойся, иди отдохни до обеда, и давай не будем усугублять.»

«Ага, — отвечаю, — как же! Значит, ребята голодными остались, а я здесь как чмо втихомолку жрать буду? Нет, так мы, товарищ капитан, не договоримся.»

«А как договоримся? — занервничал начкар. — Послушай, ну я действительно прокололся с завтраком, признаю. Был неправ. Но уж на обеде всё будет нормально, слово офицера. Увидишь, курсант. Только давай это дело замнём, ладно?»

«Всё будет нормально?» — с подозрением переспрашиваю я.

«Всё будет нормально, — кивает он. — По Уставу.» «Ах, по Уставу? Ну, если по Уставу, тогда будьте любезны, товарищ капитан, выдать арестованным шинели, потому что температура в камере ниже плюс восемнадцати градусов по Цельсию, кроме того, предоставьте, пожалуйста, свежие газеты и выделите время для изучения Устава. Чтобы всё было по Уставу.»

И вижу, смотрит на меня этот капитан точно так же, как мы обычно смотрели на Джафара — с мистическим ужасом и ненавистью. Значит, сработало.

И точно, сработало. Всё начкар выполнил, что я просил, и не видно его было и не слышно до самой смены караула.

А по другому, кстати, и быть не могло. Потому что в армии старший начальник никогда не простит младшему злоупотребления властью. Сам — будет злоупотреблять, а младшему — не позволит. Это как ревность. Потому что злоупотребление властью — прерогатива старшего по званию.

Поэтому за подобную провинность начальник гарнизона действительно начкара смешал бы с чем-нибудь неаппетитным. Тем более, что начальником полтавского гарнизона тогда являлся не кто иной как генерал-майор Старун, начальник моего училища.

А в его реакции я был совершенно уверен. Потому как знал генерала уже не первый год. Он всегда был крутенек и рубил головы направо и налево без перерыва на обед.

(Помню, как в камере познакомился с курсантом соседнего училища связи. Он получил от своего начальника училища за самовольную отлучку плюс переодевание в гражданскую форму одежды плюс употребление алкогольных напитков плюс сопротивление работникам милиции при задержании — пять суток. А у нас курсанты от генерал-майора Старуна даже за некачественную уборку территории никогда не получали меньше десяти.)

Кстати, о генерале.

Генерал-майор Старун, хоть и был постоянным незыблемым примером для Джафара и ещё многих офицеров училища, но всё же сохранил в себе чуть-чуть больше ЖИВОГО, чем тот-же Джафар.

По крайней мере, генерал мог на общеучилищном разводе, стоя на трибуне перед тысячей двумястами людьми, прогреметь в микрофон на всю Полтаву: «А ну-ка, не ковыряйтесь в носу, подполковник Бабак!» Джафар себе такой неуставщины никогда бы не позволил.

И уж если генерал был более ЖИВОЙ, чем Джафар, то и «в массы» он ходил несколько чаще и глубже.

Однажды на третьем курсе, кажется, на седьмое ноября, у нас в училище был праздничный обед — необычайно радостное событие для курсантов, особенно если вспомнить, насколько паршиво нас обычно кормили. А поскольку в училище в тот момент прибыла очередная комиссия, обед этот решили обставить с большой помпой. А именно, выстроили всё училище на плацу, произнесли приличествующие случаю речи, устроили парад, а потом под незабвенный «Армянский марш» двинули дивизионы один за другим строевым шагом на приём пищи.

В столовую подразделения заводили по-очереди, и те, кто уже вошёл внутрь, должны были ждать, когда свои места за столиками займут остальные, с тем, чтобы всем вместе синхронно приступить к обеду.

А мы как увидели набор блюд на столах — вермишелевый суп на первое, гречневая каша с котлетой на второе, по стакану киселя и яблоку на брата на третье (совершенно непривычная для нас гастрономическая роскошь) — чуть не захлебнулись собственным желудочным соком.

И тихонько решили между собой — мы ведь уже третий курс, как-никак, а не какие-то там первогодки! Так давайте, пока всех будут мурыжить, поедим незаметно, а потом, когда все начнут есть, искусно создадим видимость поглощения пищи.

И хотя между столиками (каждый столик — на четырёх человек) мечутся взводные, следят, чтобы никто раньше времени не начал есть, но разве за всеми уследишь?

Короче говоря, втихомолку поели, потом ссыпали в бачок остатки и объедки, составили тарелки стопочкой, прикрыли сверху чистой тарелкой и сидим со скорбными лицами, вроде как ждём команду приступать к приёму пищи.

И тут в столовой появляется генерал, члены комиссии и высшие офицеры училища. Описали дугу по залу и неожиданно останавливаются у нашего столика. По лицу генерала видно — он опять в самом пике своего «популистского» настроения.

«Ну, что там у нас на обед, майор Мирончук?» — спрашивает с добродушной усмешкой у Джафара и запускает ложку в наш бачок с объедками.

А в том бачке — мама ты моя родная… Там такой винегрет!.. Даже огрызок яблочный, наполовину затопленный, плавал — мы потом смотрели.

Джафар, торжественно:

«Вермишелевый суп, товариш генерал-майор!»

Тот зачерпнул, попробовал:

«Да по-моему гречневый!»

Мы сидим синие от ужаса.

А генерал:

«Хороший суп. Моя жена такой же варит… — потом вторую ложку съел: — Ну, может быть, чуть-чуть понаваристей…»

И повёл всю свиту дальше. А я ещё тогда подумал: «Да куда же, блин, ещё наваристей?!»

Всё до сих пор не могу понять: это же он действительно не заметил, какое в бачне дерьмо было! Так непонятно — либо у него вкусовые рецепторы не функционируют, либо он вообще не знает, какой должна быть нормальная еда…

Генерал, говорите?

На десятые сутки гауптвахты нас выгнали убирать снег на Ляхов-штрассе. Настроение у меня отличное — дополнительных суток не нагрёб и сегодня уже должен был выйти с губы. А значит, и в отпуск ещё успевал. Пусть только на пять суток, но всё же.