Дана Делон - Непрожитая жизнь

– Мама! – Рафаэль подходит к ней и целует ее в обе щеки. Она отводит от меня взгляд и улыбается.

– Дорогой, смотри, кого я с собой привезла.

– Привет, Рашель, – здоровается Рафаэль, обращаясь к шикарной блондинке в нежно-розовом платье с разрезом, который подчеркивает ее красивые ноги в туфлях на высоких каблуках. Ее волосы идеально уложены в локоны, кожа прямо-таки светится, а макияж подчеркивает все достоинства: большие зеленые глаза и пухлые губы в форме сердечка. Она подходит ко мне на своих шпильках и смотрит на меня сверху вниз. На ее лице появляется довольная змеиная улыбка.

– Приятно познакомиться, Леа.

Она как бы говорит мне: «Ты – ничто, а я – все. И тебе, и мне это известно». В этот момент мне становится абсолютно все равно, какой вилкой нужно есть салат, как правильно разрезать рыбу или держать бокал. Не дрогнув, я не опускаю голову. Я выдерживаю ее взгляд и как можно более равнодушно отвечаю:

– И мне.

Ужин начинается с маленьким опозданием. Дедушка кузенов Августин Делион и отец Рафаэля Седрик присоединяются к нашей многочисленной компании в семь часов семь минут. Седрик выглядит устало, у него впалые щеки и черные синяки под глазами. Впрочем, эти самые глаза начинают радостно блестеть при виде сына. Никогда раньше я не видела более счастливого родителя.

Мы проходим в столовую, в центре которой стоит огромный стол, накрытый белоснежной скатертью. Красивая посуда поблескивает в свете хрустальной люстры, в камине горит огонь, и потрескивание дров, как и аппетитный аромат еды, добавляет обстановке волшебного уюта.

Но я никак не могу расслабиться и иду к своему месту напряженная, словно натянутая струна.

На первое подают луковый суп, который я аккуратно черпаю ложкой, предварительно постелив на колени салфетку. Справа от меня сидит Рафаэль, слева – Квантан, который, возвращая мне телефон, прошептал «спасибо». Капюсин и Пьер сидят напротив нас, так же как и Рашель с Изабеллой – матерью Рафаэля. Первая бесконечно обращается к Рафаэлю, шутит, спрашивает всякие глупости, а вторая следит за мной, словно хищник из засады.

– И где же твой галстук, Раф? – весело спрашивает Рашель.

Рафаэль криво улыбается.

– Не поверишь, дома забыл.

И они смеются, а я абсолютно не понимаю, о чем речь.

– В школе в Швейцарии к ужину нужно было спускаться в пиджаке и галстуке, – поясняет Квантан, чувствуя мою неловкость.

– Директор, наверно, устроил грандиозную вечеринку в честь нашего ухода, – ухмыляется Пьер. – Вы только представьте, не видеть Рафаэля и его длинные волосы! Его мечта сбылась!

– Или не слышать тебя, – весело добавляет Евгения, и Пьер смеется.

– Я, конечно, не спорю, но с волосами Рафа ничто не сравнится.

Я непонимающе хмурюсь.

– Директор пытался заставить Рафаэля сходить в парикмахерскую с тех пор, как ему четырнадцать исполнилось, – вновь объясняет Квен.

Я удивленно приподнимаю брови.

– На каком основании?

– Носить длинные волосы в принципе не разрешалось. Всех, у кого они отрастали чуть ниже уха, просили подстричься. И все стриглись. Все, кроме Раффи.

– Сколько раз он звонил нам и жаловался! Никогда не забуду, – говорит Изабелла. – Я пыталась уговорить Рафаэля, но все без толку.

– В общем, директор был очень рад нашему неожиданному уходу, – подводит итог Пьер.

– Он терпел вас с ваших восьми лет, ему нужно памятник при жизни поставить, – весело вставляет Жак.

– Он, может быть, конечно, и рад, – сделав глоток вина, говорит Рашель, – но я скучаю по тебе, – заканчивает она, глядя в глаза Рафаэлю.

Тот опускает голову.

– Как твой отец? – меняя тему и спасая Рафаэля, интересуется Эдит.

– Расскажи про проект в Абу-Даби, – восклицает Изабелла, – их отель практически достроен!

– Да? – спрашивает Августин не без интереса в голосе. – Когда открытие?

Глаза Рашель начинают блестеть.

– Оно запланировано на начало сентября! Остались только внутренние работы.

– Давайте съездим туда, – предлагает Изабелла, – Рафаэль, что скажешь?

– Я не очень люблю Арабские Эмираты, ты же знаешь, – отвечает он, не поднимая головы.

Изабелла разочарованно вздыхает. Прислуга уносит пустые тарелки, наполняет бокалы, подает запеченное мясо с гарниром. Движения слуг плавные и уверенные.

– Леа, – обращается ко мне Изабелла, произнося мое имя так, будто она подзывает собачонку, – а чем занимаются твои родители?

Как раз перед этим я положила в рот кусок мяса, и теперь он комом встает в горле. Старательно пережевывая еду, я делаю глоток вина, но не могу наслаждаться вкусом трапезы, потому что в голове крутится: «Я не знаю, где мой отец, а мать работает официанткой в кафе». Но я ни за что не произнесу это вслух.

– Изабелла, я видел фотографии с Канн, ты была сногсшибательна на красной дорожке, – пробует сменить тему Квантан. – Как вообще прошел фестиваль?

– Как обычно: фильмы, вечеринки, звезды и фотографы, – сухо отвечает она и глядит на меня, приподняв идеальную бровь. Потом не терпящим возражения тоном повторяет с улыбкой: – Леа?

– Не отвечай, если не хочешь, – твердо произносит Рафаэль.

Изабелла резко опускает бокал и в упор смотрит на сына.

– Что значит «не отвечай, если не хочешь?» – Ее раздражение настолько ощутимо, что я поеживаюсь. – И не смотри на меня так, Рафаэль, я не спрашиваю ничего такого.

– Изабелла, – тихо окликает ее муж.

– Седрик, я задала элементарный вопрос! Чем занимаются ее родители? Если у нее их нет, это, конечно, ужасно и очень печально, но об этом можно сказать вслух! Мы похоронили сына и знаем, что это такое! А если они живы и здоровы, это вообще проявление неуважения! – возмущенно гремит она.

Рафаэль с грохотом отодвигает стул и бросает:

– Леа, ты идешь со мной.

Изабелла свирепо смотрит на него:

– Нет, я запрещаю тебе, слышишь?! Сядь на место, ты никуда не идешь, и она тоже!

Рафаэль поворачивается к ней и устало спрашивает:

– Тебе еще не надоело?

– Не разговаривай со мной в таком тоне, ты мой сын!

– Изабелла, – снова говорит Седрик, на этот раз чуть погромче.

Но она делает вид, будто не слышит его.

– Ты не имеешь права разрешать всяким маленьким девочкам игнорировать твою родную мать, – продолжает она. – Мало того, что ты привел неизвестно кого на семейный ужин, ты еще и открыто проявляешь неуважение и думаешь, что я буду молчать?!

– ИЗАБЕЛЛА! – стукнув ладонью по столу так, что дрожит посуда, гремит Седрик и смотрит на жену злыми серыми глазами. – Прекрати сейчас же. Ты находишься в доме моих родителей, за столом с моей семьей и устраиваешь сцену? И при этом говоришь об уважении? – Его голос звучит холодно. Он больше не кричит, лишь отчетливо выговаривает каждое слово. – Рафаэль, сядь, – кивает он в сторону сына.