Александр Строганов - Стравинский

– Как это?

– Изображение пропало? Пропало. Всё, был Филипп – не стало Филиппа. С точки зрения нового. Понимаешь?

– Нет.

– Вот и я говорю «нет». Нет больше Филиппа. Но, на самом деле ты существуешь. Как будто.

– «Как будто» немного настораживает.

– Отпусти. Если настораживает, отпусти его, забудь это своё «как будто».

– Оно не моё. Это ты сказал.

– Согласен. Хотя, не совсем согласен, но допущения – великая вещь. Без допущений мы погибали бы сразу, по любому незначительному поводу. При малейшем движении воздуха, именуемом ветром. Об урагане я даже и не заикаюсь. Даже прыщ какой-нибудь или семечко, будь оно неладно. То есть я намекаю на гибкость как залог.

– Залог чего?

– Всего. Так что лучше остановиться и забыть это самое «как будто», как будто его и не было вовсе. Лучше остановиться. Свое при себе можно оставить. Это не возбраняется.

– Можно оставить?

– Можно, Филипп. Продолжим. Итак, ты существуешь.

– Уверен?

– Уверен.

Филипп с облегчением вздыхает.

– И не просто существуешь, как какой-нибудь хрущ или водомер. Ты паришь, Филипп, паришь и царствуешь над всем. Царств, понимаешь? Царств. Не верится? Почему бы и нет? Ну, даже если, предположим, не царств пока, все равно на полпути, все равно воспарил и приблизился к своему царству, понимаешь? Как доказать? Очень просто. Ты чем занимался по привычке?

– Не знаю.

– Только что говорил. Что ты делал с кругами?

– Считал.

– Иными словами, созерцал и описывал новую реальность. Сосчитал? Удалось тебе сосчитать круги?

– Ты перебил меня.

– А если бы не перебил?

– Сосчитал бы. Непременно. Я упертый. Если начинаю считать, остановить меня трудно. Считать, мыть посуду, всё такое. В любом деле заведусь – не остановить.

– Важное качество. Не теряй его.

– Тебе первому, Ваал, удалось меня перебить. Всё же попался на твою удочку. Теперь окончательно лишусь рассудка. Хотя я упертый. Могу и удержаться.

– Важное качество. Не теряй его.

– Не буду.

– И вот однажды, предположим, ты все же добился своего, сосчитал круги.

– Если бы ты меня не перебил, непременно сосчитал бы.

– И вот однажды ты их все-таки сосчитал. Что же произошло?

– Сосчитал и сосчитал. И молодец.

– А что еще?

– Не знаю.

– Ты, Филипп, обуздал и приблизил новую реальность. Овладел ею. Она стала твоей собственностью, твоим царством. Ты уже не трактирщик Филипп, а царь Филипп. Царство твое с одной стороны необъяснимо, с другой стороны необъятно. Ибо кругов может быть сколько угодно, до бесконечности. Конечно, настанет тот момент, когда круги успокоятся, и вновь появится твое изображение. Но ты увидишь, что стал иным. Совсем не тем, кем был до того, как бросил камень. Перемены могут быть незначительными, но все с изумлением заметят твое преображение. Заметят, поверь. Со мной такое происходило множество раз. Правда, царем я не стал – царств не хотел. Уж так уж устроен. Лилипутствую, если можно так выразиться. В том великий и малый смысл вижу. При таком раскладе всякое сомнение и слабость оправданы. Да и свободы побольше будет. Да и денег таких у меня нет, чтобы царство содержать. Деньги есть, не сомневайся. Но для царств недостаточно. Ко мне, в отличие от тебя, деньги не липнут.

– А ко мне липнут?

– А к тебе липнут.

– Ко мне липнут, да. В том несчастье мое Ваал.

– Тоже мне несчастье, – утешает приятеля Иона. – Закончится, истончится и сгинет. Не переживай, Филипп. Некий терпкий бык или баран-громовик, или несносная Леда, все равно. Его величество случай уже поджал пестрый хвост и приготовился к прыжку. Какой-нибудь Тамерлан в каптерке ножи наточил, оком стальным сверкает. Проблесковые маячки. Кнопочки баянные. Какая-нибудь воробушка белозубая чирикает под окошком, юбчонкой верит. Тебе до нее и дела нет, каждый день ходишь мимо, не замечаешь, и, вдруг – нате, огромная любовь. И куда, поблескивая пятачками, ручей твой потечет? Кровь горлом. А то вдруг потолок обрушится, скорлупа. Или бруствер. Или ежей полна наволочка. Не бывает, Филипп, мешка без дырки. Что это будет? Прозрение или царств? Не дано знать прежде времени. Одно уверенно могу сказать – от равнодушия твоего, вашего следа не останется. Еще вспомните радость суеты, погряз и грейся .

– Что же это такое ты говоришь? – негодует Филипп. – Это что же такое ты со мной делаешь, Иона? И, главное, за что? Я плохо тебя встретил? Отказал в просьбе? Но ты не просил ни о чем. Заявляешь, что ты – не ты, каменьями бросаешься. Почему не скажешь, здравствуй, Филипп, я пришел, рад тебя видеть. Морочишь мне голову, играешь со мной, зачем? Я тебе рассказал, что страдаю от денег, что они измучили меня, не знаю радоваться им или ждать беды! Ждал, что ты как-то облегчишь мои страдания. Утешишь. Наставишь на путь истинный. Но не в том смысле, что денег больше не будет, а в том смысле, что я не стану все время думать о них. Наставишь, объяснишь. Это у тебя прекрасно получается.

– Ничем не могу тебе помочь. Хотел бы, но не могу. – Шепотом. – Не знаю как.

– Вредный ты человек, Иона. Пожалуй, самый вредный из тех, что мне довелось встречать. Ядовитый человек. Даже зверь тебя не сумел переварить.

Иона смеется, – А тебя?

– А я следовал за тобой, и вообще случайно там оказался.

– Где?

– В чреве зверя.

– Так ты был в чреве зверя?

– Опять двадцать пять. Я – не я, был – не был. Да что же это такое? Я же сказал, что в философии не силен, и философского разговора, тем более с тобой, поддержать не могу. Давай лучше поговорим о женщинах, Иона. Какую там воробушку ты мне напророчествовал? У меня вообще-то семья. Сказал, и сам себе не поверил. Не важно. Слабых мест много. Тем паче негоже, Иона, пользоваться тем и там! А хочешь – поговорим об урожае. Давай, наконец, еще выпьем вина. Просто так выпьем, без пророчеств.

– Так ты же именно, что пророчеств ждал от меня? Не ждал – простаки требовал.

Ваал присовокупляет. – Царств.

– Пророчеств, царств. Да что же это такое? – клокочет Филипп. – Я плешивею, понятно вам?

Пума комментирует. – Хорош аккордеон. Но играть на нем не смей! Не флейта!

Решено, речь пойдет о вине, – говорит Филипп. – Как тебе букет, Иона?

– Дивный букет.

– Послевкусие?

– Дивное послевкусие.

– Вино хмельное?

– Лично я захмелел. Видишь ли, не мы выбираем темы для беседы, Филипп. Наши мысли нам не принадлежат. Мы сами себе не принадлежим.

Пума комментирует. – Волокита. Когда же бардак закончится? Мне радости надобно. Я без радости меркну.

Филипп, ком в горле, – Ну зачем я тебе, Иона?.. Я рад! Я тебе очень рад! Но почему бы тебе не сказать, зачем ты пришел? Разве это так трудно?

– Ни одной молитвы не запомнил, Филипп?

– Давай так! Я – сам себе прокурор и судья. И очень строгий судья, если ты не заметил! То и дело казню себя. Много чаще, чем остальные, факт. Кроме того, вероятно, не в себе. Всё вокруг меня сжимается, я тебе уже говорил. Не ровен час, задохнусь. Так что, если ты пришел судить меня…