Александр Строганов - Стравинский

Иона смеется, – Сам-то ты слышишь, что говоришь?

– Мои рассуждения кажутся тебе безосновательными. Хорошо. А зачем ты дважды спросил меня, как мои дела?

– Просто так поинтересовался – давно не виделись.

– Просто так?

– Просто так.

– И тебе можно верить?.. Почему бы и не поверить? Как говорится, хочешь – верь, хочешь – не верь. А что нам остается? Разве у нас есть выбор? И кто мы такие есть? Себя не помним. Не помним и не знаем… Кто – ты и кто – мы? Самоуничижение и самоуничтожение. Философия, астрономия, астрология… Здравствуй, Иона. Добро пожаловать, как говорится.

– Здравствуй, Филипп.

– Я тут много всякого наговорил, не обессудь. Не обращай внимания. Можно внимания не обращать. Не обращай внимания на мои бредни. Видишь ли, сомнения терзают. А кого они не терзают? Всех, если вдуматься, терзают. Справляюсь с трудом. Иные легко справляются, а у меня вот не всегда получается. Всегда не получается. У тебя самого дел наверняка невпроворот, а тут я со своими терзаниями. Просто беда… У меня здесь Ваал и Пума. Узнал их? Ваал и Пума. Ты их помнишь? не помнишь?

– Смутно.

– Смутно помнишь или смутно не помнишь?.. Ваал и Пума – самые преданные мои друзья. Еще с тех приснопамятных времен. Ты должен их помнить. Ваал окончательно свихнулся. Бредит целыми днями. Собирает какую-то околесицу. Иногда и слов не разобрать. Я и не пытаюсь. Стараюсь не слушать.

– Трогательный. Я его припоминаю. Но он, кажется, был моложе.

– Столько времени прошло. Ничего удивительного. Пума теперь бездомный, попрошайка. Бесполезный человек. Вот его дети и выгнали за ненадобностью. Нынче дети не церемонятся. Ноет и ноет. Надоел.

– Трогательный. Я его припоминаю.

– Я его отравлю. Так будет лучше для всех. Он знает, я его много раз оповещал. Шучу. Шутить не люблю, но шучу. Приходится. Тоска разъедает. Сил нет терпеть. Оба – пустозвоны. Мудрствуют с утра до вечера. Я их понимаю. Тоска разъедает. Ржавеем. Я их отравлю. Обоих. У меня яд есть. Хороший. Сначала их отравлю, потом себя. Так будет лучше для всех. Шучу.

– Что с тобой происходит, Филипп?

– Стал чаще шутить. В остальном – ничего нового. Ничего, что бы заслуживало внимания. Вот только сегодня, увидел тебя – немного разволновался. Воспоминания нахлынули. Давно не виделись. Сколько мы не виделись? Давненько.

– Вообще как дела?

– Какие могут быть дела? Сам подумай. Какие у меня могут быть дела?.. Живу как устрица в этой своей таверне, будь она проклята. Можно сказать, выживаю. Любишь устриц? Хочешь, приготовлю тебе устриц в сметане?.. А ты как живешь, Иона, где?

– Здесь живу.

– Здесь, это где?

– В Ниневии.

– А до того?

– В каком смысле?

– Перед тем.

– Перед чем?

– Ну, вот, началось. Завертелось вполне ожидаемое веретено. Игра без дна. Правил нет, игроки неведомы, что на кону – никто не знает. Предположим, я догадываюсь, кто банкует, я даже догадываюсь, кто составляет правила, и скорее всего это одна и та же персона. Я даже представляю себе ее, персоны, внешность. Но это не означает, что вычленив ее из толпы прохожих, группы натурщиков, команды бегунов, если угодно, беглецов или моих гостей, я решусь схватить ее, персону, за локоть, и решительным образом или, напротив, предельно вежливо, интеллигентно поинтересоваться – завтра война ? или завтра в поход ? Ибо могу ошибаться. Да если бы и знал, разве это что-нибудь меняет? Времени-то у прохожего спросить боюсь, так как этот прохожий может оказаться именно той персоной, о ком я говорю. И какая мне разница, который час? И каковы должны быть мои дальнейшие действия? И какова расплата за мое любопытство?.. Проблема поступка или выбора, Иона, на мой взгляд – краеугольная… краеугольное… не важно… Речь, насколько я понимаю, идет о жизни и смерти. И вопрос этот встал именно здесь и сейчас. В моей таверне. Отдельная благодарность за доверие, внимание и так далее… Впрочем, я могу оказаться неправ. Я часто оказываюсь неправым. Но, что показательно, не боюсь в этом признаться. Так что, дозволь принять на веру то, что ты действительно живешь в настоящее время в Ниневии. В Ниневии, значит – в Ниневии. Слово – не воробей. Наконец, это не трудно проверить. Другое дело – зачем? Твое слово – закон. Долго ли протянет тот, кто в этом усомнится? Так что забудем. В Ниневии – так в Ниневии. Видишь, сделался таким же нытиком, что и Пума, твой покорный слуга. Так что забудем. Лучше забыть. Так будет лучше для всех. Будем болтать просто так, ни о чем. Как два старинных приятеля. Без особых полномочий и знамений. Так будет лучше. Правильно?

– Наверное. Не совсем понимаю тебя, но, наверное, ты прав.

– Как два старинных приятеля, согласен?

– Мы и так два старинных приятеля.

– Завтра война? Шучу… Здравствуй, Иона.

– Здравствуй.

– Все же не могу удержаться, и не спросить. Можно?

– Почему же нет?

– А во время замалчиваемых событий, Иона, где ты жил?

– О каких событиях идет речь?

– О любых, не важно, о событиях, что замалчиваются или умалчиваются неизвестно кем и неизвестно зачем, событиях по умолчанию, если выражаться современным языком, событиях, что происходили между нашим совместным путешествием во чреве зверя и нынешним твоим визитом ко мне, своему напарнику по чреву. Покамест обозначим мой статус так, осторожно – напарник по чреву. Старинный приятель и напарник по чреву. Не возражаешь? Дальше будет видно, пока пусть будет так.

– Пусть будет.

– Жана-Жака, пожалуй, напрасно приплел. При чем здесь Жан-Жак?.. Собакам до всех этих катавасий дела нет. И не должно быть. Чистое существо. Спит, подрагивает… Веришь, нет? первый раз встретил собаку, от которой не пахнет псиной. Уж мы всей семьей и так, и этак обнюхивали – запаха нет. У меня большая семья. Еще Ваал и Пума. Я их, в известной степени, тоже своей семьей считаю. Большую часть времени с ними провожу. Жену редко вижу. Много работы. Ваала и Пуму чаще. Так вот, моя жена улавливает запахи почище легавой, и то не обнаружила. Иногда приходит в голову, а, может, Жан-Жак вовсе не собака?

– А кто же?

– Жан-Жак. Просто Жан-Жак. Такой вот Жан-Жак. Сам по себе Жан-Жак. Не может же собака говорить? А моя – говорит. Мы с ней беседуем. Довольно часто. Не скажу, чтобы Жан-Жак был уж очень образован. Но животное порядочное, немного мечтательное, склонное к идеализму. Либерал, но не пакостник. И, главное, совершенно не воняет. Невольно вспоминается вонь во чреве. Помнишь эту вонь? На всю жизнь послевкусие осталось… Но ты мою осторожность не осуждаешь?

– Нет, зачем же?

– Все же где ты жил все это время?

– В Ниневии.

– Все эти годы жил здесь, среди нас?

– В общем да.

– Странно, согласись.

– Что в этом странного?

– Но это как минимум странно, согласись.