Мария Говорухина - Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Наталья ( Александру и Андрею ). Вы затащили меня сюда, но у вас ничего не получилось ( Анастасии Петровне ). Общество наказывает таких, как вы. Но тебя никогда не волновало общество. Тебе было не важно, что о тебе подумают. Мы живем с людьми… Мы должны… Как стыдно… Мне стыдно.

Андрей. Ты разгневана и говоришь плохие вещи, а главное, ты говоришь неправду. Мама хотела жить в обществе, но хотела и сохранить себя.

Наталья. Таких людей не должно быть.

Андрей. О, как близко, как рядом, как перестает прятаться зверство бытовое обыкновенное. Ты слышишь себя? Ты — та, что растопчет в угоду толпе собственного ребенка?

Наталья. Слишком топорно, Андрей. А ты ведь художник. Проблема всего лишь в том, что я нормальная, такая, как все. И нас таких большинство. А у него ( показывая на Женю ) … У него есть мать, и это не я.

Наталья уходит.

Поздний вечер того же дня. В саду в кресле Анастасия Петровна, рядом Женя и пёс.

Женя. Ба, Илья Ильич когда-нибудь станет опять человеком?

Анастасия Петровна. Не знаю.

Женя. Мы будем просто ждать?

Анастасия Петровна. Да, мы будем просто ждать.

Женя. Мы ничего не можем сделать?

Анастасия Петровна. Ничего. Скворцы ворон прогонят. Видишь, скворцов сколько появилось. Никогда их здесь не было. А сейчас стаи.

Женя. Увезут меня куда-нибудь от тебя, закроют…

Анастасия Петровна. Ты боишься ворон в белых халатах… И такие есть… Быть собой — это не безумие. Это не безумие. А вороны… Говорят, душа 9 грамм весит — не верю. Ничего не весит, ничего не стоит, никому другому принадлежать не может, все вынесет, все стерпит. Когда Илья Ильич первый раз ушел тогда, девятнадцать лет назад, страшно и неожиданно, я всегда знала, что его убили. Потому что он не был человеком стаи. И в этом обличье он не человек стаи. Надень хоть ослиную шкуру, хоть волчью — самим собой останешься. Тело — плоть и станет прахом…. Не увезут. Не закроют. Не сломают. Всегда надейся. Я ведь надеюсь. И если судьба одарила меня так щедро и дала возможность и увидеть, и объясниться, то, скорее всего, Вселенная еще жива!

Женя. Ба, ты смеешься!

Анастасия Петровна. Тихо! Илья Ильич пригрелся, задремал.

Женя. Бабушка! Даже если меня отберут у тебя…

Анастасия Петровна. Мы живем на маленьком круглом шарике, который летит с огромной скоростью, и ни с кем не можем связаться… Многое можно пережить. Я же выжила, когда мне запретили петь, выжила, когда погиб Илья Ильич, выжила, когда уехал Андрей. Вороны будут нападать все время, потому что так устроена планета — на ней есть зло. Но даже если оно прорвется в наши ворота — в нас есть то, что его сильнее. Поэтому Илья Ильич вернулся.

Пес у ног Анастасии Петровны вскакивает и встает в стойку.

Анастасия Петровна. Илья Ильич…

На дорожке появляется Наталья. Собака отходит от Анастасии Петровны.

Наталья ( кричит ). Волк!

Анастасия Петровна и Женя недоуменно смотрят на Наталью.

Наталья ( кричит ). Волк! Здесь волк!

Раздается выстрел. Собака падает.

Сосед ( из-за забора ). Волка, волка подстрелил! Раздается вой. Полкан, ко мне! Да что с тобой, Полкан! Что ты воешь? Дрянная собака! Прекрати выть!

В сад вбегают Александр и Андрей.

Александр. Выстрел! Стреляли! Все живы?

Анастасия Петровна. Дважды умереть может только тот, кто вечен.

Андрей ( подбегая к собаке ). Дышит, дышит Илья Ильич, задело только! Не берут пули нашего Илью Ильича!

Собака поднимается.

Андрей. Вороны улетели! А скворцов сколько! И Полкан не воет.

Анастасия Петровна садится на дорожку рядом с собакой.

Анастасия Петровна. Моя воля. Жить нам, Илья Ильич, до ста лет и умереть в один день.

Наталья ( кричит ). Нет!

Все оборачиваются. На месте Жени стоит черный мустанг.

Занавес

О любви. Всё вокруг говорило о любви. Голосом Стинга говорило радио. Отбивая ритм сердца, говорил дождь. Говорило солнце. Говорили билборды и газетные киоски. И лежащий на пассажирском сидении журнал говорил заголовком: «Люблю».

Если можно было бы сейчас броситься в обжигающе холодное море, он бы прыгнул и проплыл километр на одном дыхании. Ведь говорил себе — работа, но, нарушив инструкции, влюбился. А любовь — сила: даже с этим жутким скафандром — человеческим телом — можно смириться. Он жил на планете третий год и все никак не мог привыкнуть — две ноги, две руки, голова круглая. Ребята из отдела долго смеялись, получив его первые фотографии. Внешность тут у него действительно подкачала. Нет, судя по земным меркам, вполне ничего. Высокий, крепкое телосложение, марафоны бегал, блондин, глаза зеленые. Но ребятам было весело. И ему бы дома было весело, но он не дома. Сорок. Сорок — имя, Третий — фамилия. Не то что здесь — Иван Чижик. И имя, и фамилия, всё смешное.

Она села на пассажирское сиденье и улыбнулась.

— Ты как?

— Хорошо, — ответил он.

И все было хорошо. И они смеялись. И он подарил ей охапку ромашек. И спрашивал, как дела на работе. Она смотрела на него своими карими глазами, которые говорили: «Люблю, люблю, люблю». Был чудесный вечер.

Было утро. Телефон запел голосом Стинга, пришло смс: «Пора». Одно слово. Восемнадцатый лаконичен. Восемнадцатый отвечал за перемещения, он был его старым, большим и добрым другом. «Пора» — командировка закончилась, и с планеты нужно уйти за две недели. Что сказать ей? Что работает на Интерпол? Задание выполнено, и пора домой? Не поверит. Как за ним бежал Первый, когда он уезжал. Три года назад. Как он бежал и бежал. Здесь Сорок собаку не завел. Она — не Первый, она не побежит. Она просто будет жить с раненым сердцем дальше. Как будто ничего не случилось. Он вспомнил дом, небо, ощущение полета, и сердце его сжалось.

Сорок вскочил с постели. Теперь все по списку. Ничего не забыть. С Павлом и Валерой посидеть с удочкой на озере, рассказать, что приняли в зарубежную компанию и он уезжает. Звонок Павлу. Звонок Валере. Договорились на субботу. Работа. Заявление на увольнение. Удивление сослуживцев. Шампанское по случаю получения работы в иностранной компании. Отказ от аренды квартиры. Машина выставлена на продажу. Все деньги он переведет ей на карточку в последний день с пометкой «люблю». Тренажерный зал. Тренировки. Нора откроется через две недели, лениться он эти две недели не будет. От ближайшей станции до норы на велосипеде два часа, для этого нужно быть в форме.

Что сказать ей? Солгать? Она… Она села на переднее сиденье.

— Мне сказали, ты уезжаешь.

— Кто сказал?

— Ты забыл, Чижик, этот шарик очень маленький и круглый.

Она не смотрела на него совсем. Он вел машину, на лобовом стекле дворники усердно стирали июньский дождь.