Татьяна Лебедева - Бандеровка

И тем неприятней было Саше получать звонки с родины. Мама плакала и просила его уехать с «этой Бендоровщины». А брат пересылал ролики с Ютуба, на которых юные нацисты шли маршем по Крещатику и кричали: «Москалей на ножи!»

— Дай-ка я посмотрю, — сказала Богдана. — Мне кажется, я знаю, откуда это видео. Год назад, прошлой зимой, футбольные фанаты Ультрас устраивали митинг в поддержку семьи Павличенко. Это громкое уголовное дело: отца и сына арестовали якобы за убийство судьи, который незаконно лишил их квартиры. Ультрас выступали за оправдание Павличенко. Это марш футбольных хулиганов по Крещатику. Помню, я тогда встретилась с оравой этих подростков в метро. И — да, эта кучка фанатов — националисты, тогда они своим маршем шокировали Киев.

— Только преподносят это видео как снятое сейчас, будто это идут майдановцы со своими лозунгами.

— Так пишут, что на Майдане и чай с наркотиками раздавали, — усмехнулась Богдана.

Видео было перезалито на Ютуб несколько раз с разными датами. И если покопаться, действительно, можно было найти самый ранний источник годичной давности. Но кого это интересовало? В России все верили телевизору. А СМИ врало и выворачивало факты наизнанку. Один и тот же актер в той же самой больничной палате представлялся разным каналам то пострадавшим антимайдановцем, то немецким наемником-радикалом. Мария Ципко, которую прозвали «гастролершей», давала интервью российскому телевидению то, как мать беркутовца, то, как жительница «пророссийской» Одессы, а через несколько дней ее уже показывали уроженкой Севастополя, и она со слезами на глазах рассказывала о «зверствах фашистской хунты».

Саша не встретил ни одного фашиста в Киеве. И ни разу за год жизни в Украине его никто не попрекнул в том, что он русский, что говорил по-русски, а не по-украински. Но российская пресса вовсю муссировала тему ущемления русскоязычного населения. На границу с Украиной подтягивались российские танки, а Сашин брат рвался спасать народ из «лап бендеровцев, которые при внешнем невмешательстве уничтожат тысячи людей». Единственное, чего боялся Саша, будучи русским, это ввода российских войск в Украину.

22 февраля президент Виктор Янукович, опасаясь расправы, бежал из страны. Он пытался вылететь из Донецка чартерным рейсом, но самолету вылет не разрешили. Тогда он пересек Украину и тайно, через Симферополь, с помощью военных все же переправился в Россию. Узнав об этом, Верховная Рада избрала исполняющего обязанности президента и назначила новые выборы в парламент на май.

На следующий день Богдана поехала со съемочной группой в КМДА. Народу на Майдане было много. Все было залито синими и желтыми цветами. У входа в здание стояли молодые люди и весело пели: «Янык здався без бою!».

— Е-е-е, камон! — громко подпела Богдана — и крикнула оператору: «Снимаем!».

В дверях показался мужчина среднего возраста в белом халате врача. Он утер ладонью пот со лба и, прищурившись, осмотрел площадь. Глаза, от усталости и бессонных ночей окруженные сеткой морщинок, улыбались.

— Как вас зовут, — спросила Богдана.

— Микола. Я хирург, работаю тут уже неделю.

Он достал из кармана халата пулю, которую только вчера вынул из бедра раненого.

— Решил оставить себе на память. Надеюсь, это была последняя пуля в моей практике. Слава Богу, все закончилось!

— А что с очками? — на веревочке на шее у Миколы висели очки с разбитыми стеклами. — Неужели вам тоже досталось?

— Не-е-т! — он засмеялся. — Когда мы узнали, что Янукович готов пойти в отставку, мы начали так обниматься, что у меня стекла повылетали. Вот и с трещинами теперь.

— А какое у вас зрение?

Сразу после стрима Богдана зашла в оптику и купила новые очки. Она отправила группу на канал, а сама вернулась в КМДА. Микола уже осматривал раненого.

— Пожалуйста, возьмите, — протянула она ему очки.

— Ну что вы, не надо! — засмущался он.

— Прошу вас! Я хочу хоть как-то помочь человеку, спасшему не одну жизнь, — она молитвенно сложила руки.

Некоторое время врач еще краснел и отнекивался, но в конце концов принял подарок. Щурясь, он натянул очки на нос, посмотрел сквозь них вдаль, потом на свою руку и широко улыбнулся.

— Подошли.

Следующие несколько дней были объявлены днями траура. Киев скорбил о погибших на Майдане. Саша и Богдана выехали вечером в центр. Теперь площадь, на которой они несколько дней назад передвигались в дыму и под пулями, была завалена цветами и расцвечена огоньками тысяч лампадок. Розы, гвоздики, ромашки, тюльпаны, красные, былые, желтые — грудами в человеческий рост лежали у баррикад и у постамента стелы. По всему Майдану из цветов были выложены дорожки, по которым недавно передвигались бойцы. И если еще вчера площадь задыхалась в дыму, теперь она тонула в цветочном аромате. Казалось, столько цветов не было во всех магазинах Киева, их везли из окрестностей. Гости из других городов приехали оплакать героев. Люди зажигали маленькие лампадки и свечи и молились за души погибших и за новую Украину. Матери и жены рыдали. Над всем этим звучал православный молебен, и звон колоколов величественно поднимался в чистое темное небо.

— Посмотри! — Богдана открыла на телефоне новости своего канала.

Репортер вел прямую трансляцию с Майдана, голос его время от времени прерывался от волнения, он отворачивался от камеры, немного успокаивался и продолжал рассказывать дальше: «Самое главное, — что в лицах людей уже нет безысходности. Люди впервые увидели надежду, она возникла перед ними в последнюю пару-тройку дней. Все настроены на мирный лад. Уже видны первые улыбки».

Саша и Богдана прошли ближе к сцене. Сбоку от нее активистами была установлена доска с фотографиями и именами погибших. «Душу и тело мы положим за нашу свободу…» — гласила аккуратно выведенная от руки надпись. Списки «Небесной сотни» еще уточнялись, не все фотографии были прикреплены.

— Смотри, это Харлей! — воскликнул Саша.

Бежевый лабрадор ретривер лежал напротив щита возле огромной кучи цветов.

— Харлей! Харлей! — Саша подбежал к нему. — Где Вася? Где твой хозяин?

Собака не двинулась с места, только повела огромными грустными глазами. Все тело ее было обмякшим, как будто ее снова побили, и она не могла встать. Ноги проходили туда и сюда прямо перед носом пса, казалось, еще миллиметр, и они ударят его по морде. Но лабрадор не обращал внимания, он смотрел куда-то в пустоту перед собой, похудевший и потрепанный.

Богдана заплакала. На доске погибших висело Васино фото. Среди сотни других молодых и пожилых лиц он улыбался так же широко, как и в жизни, высоко обнажив верхнюю десну. Он выглядел гораздо моложе, чем в их последнюю встречу неделю назад. Ветерок трепал густую черную шевелюру, щеки и подбородок были гладко выбриты. Кто принес сюда это фото? Кто узнал его? В этом городе у него не было семьи и родных. Только собака, бывшая девушка и, может быть, Костя.