Иван Алексеев - Светлые истории

Но слова другого, даже товарища — это только слова, надо было попасться самому. «Бард со смаком» попал Прянишникову прямо в яблочко. Пришлось читать. Почитав, он не разочаровался. Бабушка Юнна была умнее него:

Русской он признал Мориц сразу, хотя слово «безвозмездно» укололо еврейским мотивом. Заменить бы на «бесполезно». Но это была чепуха, на которую не стоило обращать внимания. Главное было в другом. Он нашел еще одного человека, который высоко держал планку…

От стихов Мориц Пряничников вернулся в класс, где ничто не прерывало завораживающий сознание тихий монотонный лад модного барда. Глаза притихших учеников отзывались на торжествующие взгляды учительницы, и это сильно воодушевляло Галину Васильевну на дальнейшую работу по посвящению провинциалов в тонкие материи интеллигентской борьбы за личную свободу и правду в грубом тоталитарном обществе.

С некоторыми продвинутыми классными активистами она разговаривала полушепотом о двух борцах с говорящими фамилиями Солженицын и Сахаров — замолкая и покашливая, когда близко к ним оказывались непосвященные в тайну, вроде Игната. Эти разговоры ему были неинтересны. Но он часто вертелся поблизости, потому что положил глаз на журнал, который передавался через учительницу из рук в руки.

— Галина Васильевна, я хотел почитать, а ребята мне не дают. Вы их так просили, — подошел, наконец, Игнат к учительнице после урока.

Прянишникову показалось, что он услышал свой нетвердый голос и увидел себя: восточные скулы, неаккуратно выдвинутый из лица нос, большие уши среди неаккуратных кудрей, — странный несформировавшийся юношеский облик. Внутри него шевельнулась струнка боли, напомнившая, как он не любил просить, надеясь, что ему предложат сами, и с каким трудом тогда переборол себя.

В журнале с голубой обложкой, который ребята ему разрешали только полистать, был напечатан роман неизвестного ему писателя — что-то необычное и стоящее. Произведение было с предисловием Константина Симонова, которого Игнат уважал за «Живых и мертвых», рекомендованных соседом-фронтовиком, допустившим Игната в свою домашнюю библиотеку. «Живых и мертвых» Игнат прочитал в пятом классе, когда осилил все толковые книжки, которые можно было взять с маминой помощью из городской библиотеки, и узнал, что интересную литературу, как и дефицитные продукты, надо доставать.

Не любив просить, Игнат и не умел этого делать, так что Галина Васильевна не сразу сообразила, что ему нужно. Игнату показалось даже, что он увидел сначала тень испуга на ее лице, а потом явное облегчение и привычно разгладившиеся морщинки, когда она поняла.

— Конечно, конечно, — сказала учительница. — Я тебе дам сейчас первый журнал, мне его вчера вернули, а второй номер придется подождать, на него целая очередь образовалась. Впрочем, пока прочитаешь первый, очередь подойдет.

Игнат прочитал журнал в тот же вечер, а потом недели две ждал продолжения истории про город Ершалаим, про уставшего от земной жизни правителя и про господина дьявольских сил, посланного проверить, смогли современные земляне состояться людьми, как было задумано в высших сферах, или продолжают оставаться рабами своих желаний, которыми так легко манипулировать?

Стремление побыстрее дочитать помогало Игнату преодолевать робость и учиться говорить с незнакомыми людьми. Галина Васильевна назвала ему двух ребят и девочку, записавшихся читать роман. Все они были незнакомцами из двухгодичников, и к каждому из них Игнат смог подойти и попросить ускорить чтение. Девочка даже уступила ему свою очередь, поверив, что Игнату хватит одного вечера и ночи, чтобы вернуть ей книжку. У девочки была узкая сумка, из которой журнал трудно доставался, а когда достался, то вместе с посыпавшимися на пол ручками и парой тетрадок. Игнат поднял одну далеко отлетевшую тетрадку с загнутыми страничками, которые как будто нарочно раскрылись в его руках. Пока девочка собирала мелочевку, он успел разглядеть почерканные вычисления, жирно наведенные формулы и рисунки нетвердой рукой, среди которых были угадываемые контуры мужского органа в опущенном и поднятом состоянии. Девичьи рисунки смутили Игната: телесные соблазны уже томили его грудь, но признать законность подобных поисков в существе противоположного пола он был не готов.

Дольше всех очередников журнал держал парень из десятого «д», который научил Игната не хватать вечером первый попавшийся кусок батона, а выбирать вкусную горбушку. Ожидая книгу, Игнат каждый вечер специально пересекался с ним на раздаче батонов. В интернате была такая традиция: за пару часов до сна из столовой приносили большие кастрюли с нарезанными на три части теплыми румяными батонами. Проголодавшийся народ собирался в вестибюле школы и, дождавшись отмашки, весело набрасывался на хлеб.

— Водички попьем, хлебушек в животе размокнет, вот и наелись, — живо и не совсем справедливо объяснил Игнату раздачу батонов долго читающий парень.

А Игнату традиция понравилась. Хоть потолкаешься со всеми, кто здесь учится. А какой вкусный запах у недавно испечённого хлеба!

Впрочем, и учивший жизни парень больше красовался. Иначе не прибегал бы вечерами в вестибюль. Ведь были такие, кого Игнат в веселой толчее не видел…

К месту или нет, но Прянишников вспомнил, что не поехал на юбилейную встречу однокурсников: хвалиться ему было не чем, знать, какими стали ровесники — неинтересно, а другой цели сбора он не видел. На другие подобные встречи — в первую свою школу, например, — он тоже не ходил по тем же причинам. Ему было достаточно встречи выпускников интерната, на которой он присутствовал давным-давно, когда учился в университете и которую помнил.

Большой актовый зал университета был полон. Спрятавшиеся в задних рядах студенты разгадывали, кто есть кто среди главных действующих лиц в президиуме, первых рядах и попеременно выскакивающих из зала на сцену убеленных сединами и лысых ученых и преподавателей. Лица эти вспоминали какие-то трогающие их истории, представляя себя школьниками и заводясь полагающимися моменту эмоциями. Они много чего весело и долго рассказывали собравшимся — и про батоны, наверное, тоже. Впрочем, из всего услышанного хорошо Игнат запомнил только гимн, который старые дядечки и тетеньки довольно дружно исполнили хором в конце встречи: