Ольга Шумяцкая - Я иду тебя искать

— Ах, значит, ты за меня боролась? — насмешливо переспросил Денис. — И когда Ольгу сюда вызывала, тоже за меня, наверное, боролась? За мое удобство? За удовольствие? Да? Ну вот видишь, как удачно все получилось. Я удовольствие получил и теперь хочу получать его всегда. Чем же ты недовольна?

Наталья захлопала губами.

— А что касается гэбэшного ублюдка, — продолжал Денис, — так она права. Если ты думаешь, что мне это неприятно, честно тебе скажу — да, неприятно. Но ведь ты этого и хотела, правда? Ведь это ты ее спровоцировала, когда «МЫ» отказывали ей в деньгах? Не думай, она мне рассказала о вашем разговоре в ванной, о том, как ты мной прикрывалась, когда не давала ей денег. Ты, моя милая женушка, бывшая женушка, всегда всех провоцировала на гадости. А потом вытаскивала эти гадости в нужный момент, как циркач из рукава, чтобы предъявить к оплате. А что касается Ольги… сомневаюсь, что она в мой адрес выразилась именно так. Ладно, все, увидимся в городе.

Наталья захлопнула рот и схватилась за голую грудь. Горничная, которая в этот момент проходила по коридору, отшатнулась от нее, как от чумной.

Вот так примерно я это себе представляю.

Тут надо сказать, что действия Натальи меня и изумили, и восхитили одновременно. Ее логика была поистине иезуитской. Изощренная игра. Политика подтасовок и манипуляций. Вот как мне все это представлялось: Наталья не хочет давать Ольге денег, а Денис, напротив, хочет, но Наталья не собирается лично отказывать Ольге, ей неохота выглядеть дурно в чужих глазах, тогда она подставляет Дениса, который ни ухом ни рылом, Ольга, натурально, срывается и лепечет что-то нелицеприятное в адрес Дениса, что по-человечески понятно, и Наталья, улучив удобный момент, передает ее слова обратно Денису, опять же интерпретировав их в свою пользу. Что получается? Денис с Ольгой плохие, а Наталья, которая все это подстроила и всех спровоцировала, остается чистенькой. Здорово. Снимаю шляпу.

В тот же день Денис и Ольга уехали в город. Наталья притащилась через четыре дня, засела в своей норе и довольно долгое время не казала оттуда носа. Узнав о происшедшей рокировке, я поначалу страшно развеселился и пару раз попытался подколоть Дениса. Если честно, я не понимал, что он нашел в Ольге. Зачем она ему? Что между ними общего? Как он собирается с ней жить? Или не собирается, а все это так, шалости среднего возраста? Так что за моими подколками скрывался тайный умысел: я хотел выведать у Дениса его истинные чувства и намерения.

— Не понимаю, не понимаю, — как бы про себя, как бы в задумчивости пробормотал я за очередной кружечкой пива на Покровке. — И что это ты с цепи сорвался? Тебе что, домашненького захотелось?

Дениса так дернуло, что кружка под его локтем отлетела на другой край стола и пиво выплеснулось мне на колени. Он повернул ко мне застывшее лицо.

— Да, домашненького, — медленно произнес он. — Вот именно. Домашненького.

А дело между тем двигалось в непредсказуемом направлении. Да нет, что это я? В очень даже предсказуемом. Заявилась Женя.

Она позвонила в мою дверь рано утром. Часов, что ли, в семь. Накануне вечером я после работы посещал Гришу, потом заезжал к Алене, застал там Виктора, страшно разозлился, как будто в его присутствии было для меня что-то неожиданное, с испорченным настроением поехал домой, проколол колесо, целый час ставил запаску, у подъезда вспомнил, что дома нечего жрать, развернулся, потащился в магазин, взял черствый батон и кусок колбасы, отстоял очередь в кассу, которая на мне сломалась, полчаса ждал, когда ее починят, бросил к чертовой матери батон и колбасу, с пустыми руками, голодный, добрался наконец до дома и как был, в одежде, рухнул в постель. Было это часа в два ночи. И вот — пожалуйста! — в семь утра звонок в дверь. Я сполз с кровати и с закрытыми глазами поплелся в прихожую. Тут бы мне спохватиться и задать себе вопрос: кто бы это мог быть? Но спросонья я совсем потерял бдительность, рывком распахнул дверь и практически упал в объятия Жени. А упав, мгновенно испугался, от испуга проснулся и как ужаленный отскочил назад. Однако Женя на меня не смотрела. Ей было не до меня и не до шалостей. Лицо ее было хмуро. Она выглядела озабоченной. Засаленный халат висел на ней мешком. Волосы торчали жирными клоками. Я подавил инстинктивное отвращение и вежливо поинтересовался, какого хрена ей надо в моей квартире в семь утра.

— Да ладно, — неприветливо пробурчала Женя. — Не строй из себя недотрогу. К тому же на тебя никто не претендует. Давай, это… пусть возвращается, так уж и быть.

— Кто? — помотав в смятении головой и решительно ничего не понимая, спросил я.

— Не прикидывайся! — раздраженно прикрикнула Женя. — Конь в пальто! Гриша ваш разлюбезный! Пусть возвращается, пока я не передумала!

Развернулась и пошла к себе.

Я тоже вернулся к себе, налил в стакан холодной воды из-под крана, залпом выпил и в изнеможении плюхнулся на стул. Зачем ей опять Гриша? Соскучилась, что ли? Или хозяйство пошло вразнос? Или перед родами решила обеспечить себя надлежащим уходом? Или… неужели пожалела? Да, но что же я сижу! Немедленно бежать! К Грише! Немедленно забрать его из больницы! И привезти сюда! А если… если дело зашло слишком далеко? И мы опоздали? И процессы обезжизнивания в его организме уже необратимы? И он никогда не придет в себя? Что ему там кололи? Сколько таблеток мы в него всунули? Я схватил телефон, отменил все деловые встречи, принял холодный душ, почистил зубы, надел чистую рубашку и помчался в больницу.

Формальности заняли полчаса. Гришу мне отдали без возражений. Пришлось грузить его в машину, как реквизит. Я чувствовал себя Ильичем, который на коммунистическом субботнике волочет бревно в салон машины марки «лендровер». Гриша по-прежнему не шевелился и вообще не проявлял никаких признаков жизни. В машине он сидел, вернее, почти лежал с закрытыми глазами, а когда мы подъехали к дому и я открыл дверцу, так и остался сидеть недвижим. Кажется, он не понимал, что с ним происходит. Я с трудом выколупал его из салона и, взвалив на себя, потащил в подъезд. В лифте попытался прислонить к стене, но у него подкашивались колени, словно он был на шарнирах, так что мне пришлось одной рукой его придерживать, а другой, извернувшись, нажимать кнопку. Ладно, главное, что доехали без жертв.

Женя открыла нам дверь и молча впустила в квартиру. Я перекинул Гришу через плечо и внес в прихожую. Также молча Женя указала на диван, куда я с облегчением сгрузил Гришу. Раздался плач ребенка. Гриша шевельнулся.

— Ты свободен, — объявила Женя, животом выталкивая меня в коридор.

Хоть бы спасибо сказала! Да черт с ним, с ее «спасибо»! Случилось чудо: на звук ее голоса Гриша приоткрыл глаза. Я кивком указал на него Жене. Она обернулась. Гриша садился на диване. Увидев Женю, он встрепенулся, покрылся нежно-розовым румянцем и проблеял слабым голоском: