Сергей Комяков - Запрещенная Таня

Танюша насупилась.

— Не обижайтесь, — рассмеялся Сергей Васильевич, — на то я и научный руководитель. Чтобы направлять ваше творчество. И иногда, вас провоцировать. А так же довести вас до логического конца. Закончив низший — эмоциональный уровень осмысления, вы стали неплохим филологом. Технику структурного и филологического анализа вы еще успеете подтянуть. Но главного я достиг — вы влюбились в науку. И это изменило вас.

— Вам виднее, — буркнула Танюша.

— Виднее, виднее. Все с вами будет хорошо. Как за филолога я за вас уже спокоен. Поэтому спокойно дописываете работу. И думайте о будущем. А сегодня я вас не задерживаю. А работу приносите уже полностью. ГОСТы берите на сайте ВАК в Интернете. А теперь до свидания.

Странная дилемма между Ахматой и Цветаевой, — подумала Танюша, — но Бертольц удалось там поместиться. В ней не было ни мученического восхождения к небытию Цветаевой, ни ахматовского оправдания высоким стилем своих сучьих порывов. Хоть Бертольц могла бы писать что-нибудь после ареста первого мужа. Его звали, кажется, Костя. Но она быстро развелась с ним и быстро его забывала. Она была практичной и простой. Простой русской бабой, которую советская власть переименовала в советскую женщину. Простую советскую бабу. Счастливо избежавшей всей участи совженщины: вечных коммуналок, очередей.

Танюша часто думала, что стало бы с Бертольц, не будь революции. Скорее всего, она закончила какие-нибудь высшие женские курсы. С ее эстетические чувством и темпераментом ее первым мужем был бы морской офицер. Она встречала его на набережной Санкт-Петербурга. Ждала бы из походов. И блистала на балах в Морском собрании. Но русский флот начала века был сборищем самотопов и с удачливостью Татьяны ее муж пропал бы в дымке Японского моря. Его бы оторвали от нее не сталинские лагеря, а далекий японский остров Цусима.

Прямой и смелый он бы погиб не оставив мостика своего корабля. А она помнила его всегда. В черном мундире, с золотыми погонами и блестящим кортиком. И всегда мучилась догадками, как он погиб.

Вторым супругом Бертольц стал бы уверенный чиновник финансового министерства, который приезжал домой на извозчике или таксомоторе. Он терпел ее причуды, возил на воды, а она писала, свои стихи и публиковала под псевдонимом, хотя в салонах все знали о ней. Нет, она бы не срывалась на прислугу — не позволяло воспитание. А вот мужу от нее бы доставалось. А он спокойно терпел, понимая, что она какая-то отдушина его поразительно размеренной и скучной жизни.

Если бы второго не переехала карета, то третьего не было.

А вот сейчас? Танюша положила подбородок на папку с исписанными листами.

Сергей Васильевич говорил, что сейчас Бертольц стала бы такой же пустотой как и все вокруг. Может это слишком просто. Может это слишком жестко. Неужели ее жизнелюбия и ее таланта не хватило бы и сейчас? Как не хватило их тогда?

Замигал вызов скайпа. Танюша щелкнула по окошку. На мониторе расплылось улыбающееся лицо Вики. Она корчила рожи, а потом показала язык. Танюша достала наушники, включила микрофон.

— Не вздумай меня сворачивать, — сразу же заявила Вика.

— Не буду.

— Вот и не надо. А то ты меня свернешь, а сама фильм смотреть будешь. А я как дура буду тебе говорить.

— Какой фильм? — поинтересовалась Танюша.

— Какой — нибудь похабный. Или развратный.

— Понятно, — улыбнулась Танюша, — ты на своей волне.

— На своей, — быстро согласилась Вика и широко улыбнулась, — и ты поскорей лови свою волну и живи. Счастливо и весело.

— А я живу несчастливо? — поинтересовалась Танюша.

— счастливо конечно, — сказала Вика, — но заморочено. В последнее время, ты совсем с нами не тусишь.

— Не надо повторять, что времени нет? — спокойно ответила Танюша.

— Ни у кого нет времени, — резонно возразила Вика, — и ни у кого нет денег. Никогда и ни у кого. Но если есть желание, то можно найти все, что угодно. И время и деньги.

— Это, да, — кивнула Танюша.

— Что там у тебя, в жизни происходит, — наседала Вика, — я тебе третий вечер звоню. А ты только сегодня меня подключила. Наверно дела со свадьбой?

— Да, нет, — покачала головой Танюша, — заканчиваю писать.

— А понятно, все это твой мифический диплом.

— Почему мифический? — не поняла Танюша.

— Потому, что он разделил тебя и нас, — пояснила Вика, — сделал тебя для нас каким-то мифом. Ты хоть Павлика видишь?

— Павлика вижу, — ответила Танюша.

— И что?

— И все нормально. Напишу. Получу такую корочку. Мы поженимся. И переедем в Новую Москву, куда вы приедете один раз.

— Два! — засмеялась Вика, — один раз на новоселье, а второй раз когда-нибудь!

— Вот такие вы подруги, — усмехнулась Танюша.

Вика высунула язык и надула щеки:

— А ты еще дальше езжай. В Ярославль. Или в Тамбов. Мы тогда вообще к тебе не приедем.

— Даже на новоселье?

— Даже на новоселье.

— Беееее, — скривилась Танюша.

— А тебе многого еще строчить? — поинтересовалась Вика.

— Нет. С Сергеем Васильевичем мы уже все обговорили. Он в общих чертах все утвердил. Поэтому принесу ему уже готовый текст. Он его подпишет. И все.

— Что все? — не поняла Вика.

— Все — свобода.

— Ура! — закричала Вика и подпрыгнула в кресле, — тогда —то ты к нас вернешься. Правда, ненадолго. До своей Новой Москвы.

— Ну, ладно, — отмахнулась Танюша, — с этой Новой Москвой еще ничего е решено. Павлик ищет варианты.

— А это хорошо, — быстро сказала Вика, — ищет, значит любит. Но с Египтом вы окончательно решили?

— С Египтом да. Ни мне, ни Павлику большего и не надо, — пожала плечами Танюша, — потом еще усеется. А летом так дел много будет. Мы до свадьбы решили слетать.

— До свадьбы? — недоуменно протянула Вика.

— Ага. До свадьбы. Даже до защиты диплома. Устали. И он, и я. Я диплом допишу. Он десять дней отпуска получит. Тогда и слетаем, отдохнем, а потом опять в круговерть. После Египта, буду диплом защищать, и свадьбу будем делать.

— Ну и хорошо, — покачала головой Вика, — тогда чмоки, чмоки подруга, до твоего возвращения из Египта.

Танюша поняла, что напоследок остался самый жесткий кусок. Который надо было прожевать. Или надкусить. Или хотя бы решиться куснуть.

Это был Ленин.

Надо было завершать тем, с чего Бертольц начала свое творчество — с Ленина. С ее юношеских стихов о первом советском человеке. Надо даже было не понять его, а определить свое мнение к нему. Ленину. Краеугольному камню советского мира, как спошлил бы Тарантино.

Для Танюши Ленин был муляжом из специально построенного для этого срама Мавзолея. Там лежал он. В темной нише. В старомодном, специально сшитом костюме. Лежал как основатель, как венец и как конец советской власти.