Василий Кириллов - Северный модерн: образ, символ, знак

Чтобы понять женские мысли, обратимся, например, к отрывку из сочинения шведской писательницы С. Лагерлеф. Рассказывая о неспешной жизни в отдаленной провинции Вермланд, она вдруг позволяет себе, без особой причины, выразить те инстинктивные чувства, которые были сокрыты где-то в глубине ее души. Тихая северная природа вдруг пробуждает в ней ощущение панического страха.

«Во тьме лесов живут нечестивые звери и птицы; глаза их сверкают жаждой крови, у них страшные челюсти, жуткие блестящие клыки или острые клювы. Их цепкие когти готовы вонзиться в горло жертвы. …Там живут волки, которые выходят по ночам из своего логова… Там живет рысь, которую в народе кличут омроча, потому что в лесу, по крайней мере, опасно называть ее настоящим именем. …Там живет филин, который ухает в сумраке ночи. Стоит его подразнить, как он с шумом и свистом налетит на своих широких крыльях и выклюет тебе глаза. Ведь филин – вовсе не настоящая птица, а нечистая сила… И еще там живет самый страшный изо всех лесных зверей – медведь, обладающий силой двенадцати дюжих молодцов… Можно ли удивляться тому, что дети не спят по ночам, дрожа от страха при одной мысли об этом злобном звере, которого охраняют злые духи? …Страх – всесильный колдун! Он сидит в сумраке леса, напевая в уши людям волшебные песни, от которых леденеют их сердца. Эти песни вселяют немой ужас, омрачающий жизнь и затуманивающий прелестную улыбку окрестных ландшафтов. Природа кажется, исполненной злобы, подобно спящей змее». 74

Далее писательница откровенно признается:

«Уж я-то знаю, как велика власть страха. …Я не раз испытала, как его железная рука сжимает мне сердце». 75

«Волк» на фасаде здания на Широкой улице… «Рысь», притаившаяся на углу, в левом крыле дома И-А. Лидваль на Каменноостровском проспекте… «Филины» и «совы», полюбившиеся архитекторам дореволюционного Петербурга… Какие мысли пробуждает эта аналогия!?

Чувство женского страха… Всегда ли оно было искренним? Не превращалось ли оно иногда в иронию или насмешку?

Обратимся еще к одному, пожалуй, не менее яркому произведению «северного модерна» – дому Е.К.Барсовой на Кронверкском проспекте. Жена сенатора заказала здание, со сдаваемыми по найму квартирами для респектабельных жильцов, у архитектора Е. Морозова в 1911 году. Работая над образом постройки, зодчий принял во внимание его местоположение в городской среде. Главный фасад, ориентированный в сторону Кронверкского парка, получил характерное оформление в стилистике «природных мотивов», с разнообразными по очертаниям проемами. Нижние этажи были облицованы грубо стесанными глыбами серого гранита и стеатита, положенными неровными рядами, с нарочитой небрежностью. Входные порталы, ассоциативно, могли напоминать «естественные» каменные гроты. В композиции фасада присутствовала «легкая» асимметрия – прямоугольному эркеру-башне с пирамидальным завершением (ныне, утраченным), в правом углу, соответствовал с другой стороны, выступающий из плоскости стены полукруглый эркер. Центр здания, напротив, был оставлен зодчим плоскостным, что позволило ему лучше подчеркнуть пластические акценты. Венчающие постройку срезанные щипцы с мелкими окнами стали, в определенном смысле, «репликой» на стоящий неподалеку элегантный доходный дом Иды-Амалии Лидваль.

Маска лешего под балконом

Органичному построению внешних форм соответствует и специфический наружный декор, выдержанный в традициях «северного модерна». Из-под балкона неожиданно «появляются» маски леших с открытыми ртами. Их горельефные изображения столь натуралистичны, что невольно создают ощущение, что они, и вправду, способны закричать, испугать зазевавшегося прохожего. Тут же, рядом, присутствует и типичная для петербургских фасадов сова, исполненная в технике «контррельефа». Она тоже будто бы спряталась, но готова в любую минуту откликнуться на призывный зов «лесного царя». Вспоминаются строки из поэмы Ф. Глинки «Карелия»:

Массивные квадратные столбы, под широким арочным порталом, вместо капителей венчают фигуры чудищ, как бы сдавленных каменной массой. Внешне, их распластанные тела напоминают уродливых жаб, которые в древности ассоциировались у северных народов с магией и колдовством. И еще большая насмешка над «классикой», в некотором роде, «едкая ирония» в отношении ордерной архитектуры – миниатюрная дорическая колонна, вставленная в раму окна. Декоративный мотив в «игровой» интерпретации…

Среди произведений «северного модерна», безусловно, выделяется и дом Угрюмовых на Стремянной улице, построенный по оригинальному проекту творческого «дуэта» петербургских зодчих – Н.В.Васильева и А.Ф.Бубыря. Кстати, заметим, что это единственное «романтическое» здание, которое архитекторы смогли осуществить в полном объеме в городе на Неве. Их знаменитый проект дома Ушаковой, к сожалению, так и остался на бумаге. А именно он, пожалуй, был самым интересным воплощением «северного модерна» на русской почве. Природная «органика» финского модерна была ассимилирована здесь с привычным для России мотивом терема, ассоциирующимся с «былинными», фольклорными образами.

Заказчиками доходного дома на Стремянной улице были дети М.И.Угрюмовой – сын и двое ее дочерей. Таким образом, это тоже могло быть произведение, созданное в угоду женскому вкусу. Но архитекторы при этом «творили» в непринужденной и свободной манере, при отсутствии жестких требований «заказчиков». В здании настолько удачно воплотились творческие задумки Н.В.Васильева и А.Ф.Бубыря, что один из зодчих, впоследствии, заметно разбогатев, даже выкупил его у семьи Угрюмовых. Квартира А. Ф. Бубыря, вплоть до революции 1917 года, находилась на пятом этаже дома. А во внутреннем дворе, в пристройке, был устроен гараж, где стоял личный автомобиль нового владельца, созданный французской фирмой «Рено».

Есть достоверные сведения, что архитектор Н.В.Васильев работал над проектом отделки и внешнего убранства главного фасада дома. Поэтому, сосредоточим свое внимание на его выразительных деталях. В Петербурге дом Угрюмовых иногда называют «домом с грибами», по ассоциации с рельефом, вырезанном на карнизе, где представлены конусовидные шляпки мухоморов. Не исключено, что это композиция глубоко символична. Мухомор, как гриб вызывающий дурман, мог ассоциироваться с колдовскими чарами, древними языческими культами. Во всяком случае, именно этим ощущением, кажется, проникнуто все декоративное убранство дома на Стремянной.