Кит Стюарт - Дни чудес

– Я вроде сам начал рисовать комиксы. Они не слишком удачны.

– Ух ты, а можно мне посмотреть?

Он качает головой, и в один миг настрой меняется.

– Не стоит. Не надо было об этом говорить. Мне пора возвращаться. Сестра забеспокоится, что я опять сбежал.

– Опять?

– Это длинная история.

– Ты нарушитель спокойствия, Кэллум?

– Я недостаточно интересен, чтобы быть им.

– Позволь мне самой судить об этом.

Говоря это, я решаюсь оторваться от фургона, чтобы показать, какая я крутая и невозмутимая, но, когда я выпрямляюсь, у меня чуть подкашиваются ноги. Кэллум бросается вперед и обнимает меня за талию.

– Возвращайся в клуб, – говорю я. – А мне пора домой. Пожалуй, я насытилась инди-музыкой за один вечер. Можешь сказать Дженне или Дейзи, что я ушла?

– Да, конечно.

Но он продолжает стоять, обнимая меня за талию, приблизив ко мне лицо. Он не уходит, и я не гоню его. Воздух кажется горячим и удушливым, мы стоим очень близко, глядя друг на друга. В этот момент я слышу голос папы:

– Ханна? Ханна? Ты здесь?

Поначалу я думаю, что у меня галлюцинация из-за чувства вины. Но потом до меня доходит.

– О черт, мой телефон! – Я вынимаю его из кармана. – О нет, моя задница позвонила папе! – Я нажимаю на кнопку отмены вызова. – Ох, блин, если он нас слышал, будет здорово беситься!

– С твоим пристрастием к комиксам?

– Нет, это не смешно! Я не должна была идти в клуб, должна была остаться дома, и у меня собиралась ночевать Дженна!

– Просто скажи ему, что сидела на телефоне, когда смотрела телик с громко включенным звуком.

– О да, мой папа такой тупой.

– Извини.

– Нет, я хочу сказать, что это вполне прокатит.

Я пишу папе именно то, что предложил Кэллум, и потом нервно смотрю на телефон, ожидая звонка. Что я ему скажу? Но вместо звонка приходит ответная эсэмэска. Я с облегчением показываю ее Кэллуму.

Ложитесь-ка спать!

Он двусмысленно ухмыляется.

– Папа имеет в виду нас с Дженной, – говорю я.

Его ухмылка становится хитрой.

– Ради бога! Послушай, я иду домой. Спасибо тебе еще раз.

– Я не так уж много сделал, но все равно на здоровье.

Мы киваем друг другу, но не прощаемся. Он с невозмутимым видом направляется к входу в паб. Я ступаю на дорогу, едва не споткнувшись о камень. Я дрожу, мне тревожно, и у меня сводит живот – очевидно, из-за страха, что папа мог поймать меня на обмане, хотя обычно перспектива разозлить его не действует на меня подобным образом.

– Эй, Ханна! – кричит Кэллум, и я поворачиваюсь к нему. – Хочешь – ну, не знаю, – как-нибудь встретимся? Скоро? Или что-то еще?

– Гм… конечно, – отвечаю я.

– А-а, хорошо. Это здорово. Я пришлю тебе эсэмэску!

– Отлично! Принеси свое художество!

Только пройдя по дороге минут пять, я в состоянии логически мыслить. Через десять минут пути я осознаю, что у него нет моего номера.

Мы с Тедом сидели во вращающихся креслах и смотрели на письмо, хмуро макая рассыпчатое печенье в чуть теплый чай. Прошла неделя со времени рокового фестиваля искусств – и моего провального свидания с богомолом. Я никому об этом не рассказывал, не желая, чтобы все узнали, что мой самый значимый за несколько лет романтический порыв отвергнут гигантским насекомым. В театре было тихо. Нам только и оставалось, что сокрушаться по поводу двух шокирующих разоблачений, недавно обрушившихся на нас. Во-первых, нам сообщили из страховой компании, что, к сожалению (по их выражению), они вряд ли выплатят страховку для этого случая. Тед позвонил пронырливому инспектору, который тогда шнырял по театру, и тот заявил, что затопление было скорее результатом случайного повреждения или человеческого фактора, чем технической неисправности, а это означает, что страховка не выплачивается. Просто нелепо. Салли пару раз участвовала в спорах с этим монстром, но безуспешно.

Как бы то ни было, нам предстояло оплатить приличный чек за ремонт, и для этого не хватило бы никаких пародийных номеров или голливудских музыкальных вечеров.

Вторым бедствием было письмо из отдела муниципального планирования, в котором меня приглашали посетить совещание для обсуждения будущего театра. Исполнительная группа по строительству и планированию выслушает мои предложения, а затем направит свои рекомендации в муниципалитет. Позже состоится еще одно крупное совещание с голосованием. Создавалось впечатление, что мы участвуем в кошмарной версии «Поп-идола», в которой проигравшие соперники будут физически уничтожены.

– Это как-то нехорошо, да? – сказал я Теду в тот самый момент, когда отломившаяся половинка печенья утонула в чае. – Судьба явно замышляет что-то против нас.

– Наверное, можно выловить ложкой, – откликнулся он.

– Нет, Тед, я имел в виду страховку и письмо из муниципалитета.

Я попытался выловить кусочек печенья ложкой, но он успел размякнуть, и его водянистые остатки исчезли под поверхностью. Явно дурной знак. Неужели боги разговаривают с нами посредством печенья? Я бы посчитал их на это способными.

– Будь мы сейчас в мюзикле Джина Келли, я бы вскочил на ноги и завопил: «Давайте поставим шоу и спасем театр!» – сказал я.

– Полагаю, чечетку мне уже не танцевать. – Тед пожал плечами. – Кроме того, у нас нет средств. И функционирующего на данный момент театра.

Мы замолчали, и я был доволен спокойным завершением дня – отчасти потому, что не хотел думать о последствиях протечки, а отчасти потому, что мне предстояло выдержать еще одно свидание. Вернувшись домой после фестиваля, я обнаружил на сайте знакомств сообщение от женщины по имени Ванесса, которая предлагала встретиться как бы невзначай. Ее фотография, казалось, была сделана в каком-то шумном индийском городе. На ней была рубашка хаки и темные очки, она напомнила одну из тех авантюристок тридцатых годов, которые с суровым внушительным видом поднимались в горы и летали на аэропланах. Меня пригласила на свидание Амелия Эрхарт. Она изложила некоторые основные правила: не говорить о работе и политике. Это навело меня на мысль, что она может быть шпионкой, и, заинтриговавшись, я послал ей ответ – пусть даже у меня над душой и не стояла Ханна. Ответа я не ожидал, поскольку она явно была красивой и серьезной. Через час я получил письмо. Мы встретились. Либо на юго-востоке Сомерсета серьезный дефицит подходящих мужчин, либо я – более подходящая партия, чем привык себя считать.

– О-хо-хо, она хочет пойти в кино на «Мистера и миссис Смит», – сообщил я Ханне.

– Вау, так это же здорово! И тебе не придется много говорить, это уменьшает вероятность того, что ты сморозишь какую-нибудь глупость. Беспроигрышная ситуация.

– Да, но разве романтический фильм с участием самой очаровательной пары Голливуда не установит недостижимую планку для нашего свидания? То есть Брэд Питт – я тебя умоляю! Я, скорее, Уильям Питт.