Кит Стюарт - Дни чудес

– Ну и как вы в это вляпались?

– Ой, знаете, известная история: девочка занимается танцами, девочка ходит на миллион прослушиваний, работая в ресторане «Уэзерспун». Десять лет спустя девочка разочаровывается и вступает в акробатическую труппу, показывающую шоу насекомых.

– Мы все это проходили.

– И теперь каждое лето я с этой компанией колешу по стране в микроавтобусе «транзит», участвуя в фестивалях, праздниках и корпоративах.

– Вы хороши на трапеции.

– Ах да, я три месяца провела в цирковом училище. Видели бы вы лицо моего отца, когда я попросила его заплатить за это .

– Некоторое время я работал в гастролирующей труппе. Мы ставили претенциозные версии современной классики. Это было сразу после диплома. Нас было восемь – и, разумеется, микроавтобус «транзит».

– Разумеется.

– Было здорово. Очень здорово. Разучивали роли на станциях техобслуживания, спали в дешевых мотелях, по четыре человека в номере. Время от времени показывали тинейджерам спектакли, заставляя поверить какой-нибудь старой пьесе Теренса Рэттигана. Никаких тревог, никакой ответственности, ни малейшего представления о будущем.

– А потом?

– Женился. У нас родилась прекрасная дочь…

– Классическая история.

– Почти. Жена ушла. У дочери обнаружили… серьезную болезнь. Гастроли прекратились. Теперь я руковожу маленьким театром в часе езды отсюда. Эти ребята – местная театральная труппа.

Я махнул рукой в сторону двух наших палаток, но, описав несколько нетрезвую дугу, моя рука почему-то опустилась на спину Грейс. О господи, подумал я, ведь я только что изобразил жест «зевок, потягивание и рука на плече», как тинейджер в кинозале, но случайно. К моему удивлению, она придвинулась ко мне ближе.

– Вы живете неподалеку?

– Нет, на севере, в Стокпорте, – сказала она. – Завтра утром мы отправляемся на студеный север. Вот почему, пока есть возможность, мне надо набраться побольше тепла.

Я видел движущиеся в темноте силуэты, на удалении от света костра – кто-то искал туалет, кто-то возвращался из шатра, где до часа ночи продолжались танцы.

– Может, взять гитару? – спросила Грейс. – И спеть Боба Дилана?

– Ну, у Теда есть гавайская гитара.

– Не будем портить прекрасный вечер, – откликнулась она.

Над нами висел яркий серп луны, как светящийся апостроф в небе. Воздух казался плотным и тяжелым, я остро ощущал присутствие рядом тела Грейс.

– Жена, которая ушла… – сказала она. – Она появляется?

– Нет. Ну, я имею в виду, она жива. Но нет. Мы не видимся.

– А ваша дочь…

– Это трудно. У нее проблемы с сердцем. Неизвестно, насколько все серьезно. То есть мы знаем, что серьезно. Просто не…

– Понимаю, – тихо сказала она. – Я знаю, как это бывает.

Она не стала ничего уточнять, но я глядел прямо на нее, и ее глаза что-то мне говорили. Мне бы надо было разгадать что, но я не сумел.

– Шоу должно продолжаться, – рассмеялась она, хлопнув меня по колену, и ее рука там и осталась. – Шоу непременно должно продолжаться.

– Эй, – сказал я, – мы не на сцене. Это не шоу.

Вдруг я почувствовал себя совершенно опьяневшим, хотя за весь день выпил всего две или три бутылки. Я опьянел от чего-то такого… Что-то витало в воздухе, какое-то предчувствие, невидимое, но тем не менее осязаемое. Может быть, между нами что-то происходило? В последнее время интуиция стала меня подводить. Грейс в два глотка прикончила свое пиво. Свет от мерцающего пламени бросал тени на наши лица, словно окрашивая их темным сценическим гримом. Ее волосы в отблесках пламени казались оранжевыми, впитывая жар огня. Она улыбалась.

– В бивачном костре есть что-то особенное, верно? – мечтательно произнесла Грейс.

У меня давно никого не было, но казалось, это замечание на что-то намекает. Я наклонился, приблизив к ней лицо. Она не пошевелилась. Я закрыл глаза и пододвинулся еще ближе.

– Гм… Я, пожалуй, пойду, – сказала она, и не успел я ответить, как она гибко вскочила на ноги.

О господи, я неправильно понял ее слова. Я все неправильно понял. Я совершил чудовищную ошибку. Наверное, на моем лице с четкостью граффити запечатлелся ужас.

– Просто мы очень рано отправляемся, – примирительно произнесла она. – Завтра в Чешире очередное мероприятие.

– Простите меня. Я вас неправильно…

– Нет, все нормально. Просто я не… не была… Удачи вам с вашим театром.

– Мне правда очень жаль.

– Все нормально, честно.

Я растерялся, не зная, что сказать или как с достоинством выйти из этой ситуации. Я подумывал о том, чтобы взойти на костер в качестве жертвоприношения богам любви, которых явно прогневил. Вместо этого я предпочел вежливо попрощаться и удалиться.

– Что ж, приятно было познакомиться, Грейс, – сказал я.

– И мне приятно было познакомиться, Тоби.

В этот ужасный миг я вновь усвоил ценный жизненный урок. Каждый момент можно истолковать по-разному, и не существует такой вещи, как объективная реальность. Я полагал, что попал под магию случайной встречи двух незнакомых людей, которых связал бивачный костер, а она всего лишь разговаривала с каким-то Тоби из соседней палатки, допивая свое пиво. Как актер, я должен был это понять. Повернувшись, я достал свой телефон. Там была эсэмэска от Ханны: «Скучаю по тебе, папа». Ох, Ханна, твой папа глупец и по-прежнему не готов к этому.

Я прокрался к нашей палатке и неловко заполз в спальный мешок рядом с Шоном и Джеймсом, с тяжелыми вздохами устраиваясь на твердой земле.

– Все в порядке? – прошептал Шон.

– Я обескуражен одной случайной встречей, – сказал я. – Очевидно, я не очень-то умею читать сигналы.

– Мне знакомо это чувство, – сказал он.

Но мы были слишком пьяны и слишком устали, чтобы сравнивать свой жизненный опыт.

Родители Дженны думают, что она останется у меня ночевать. Это не совсем ложь. Дженна действительно сейчас у меня дома и действительно будет здесь ночевать. Но мы не останемся дома и не будем смотреть «Баффи», как говорили. Мы выходим в свет. Мы идем на инди-диско в полудеревенский паб, который, вероятно, будет забит бывшими готами, панками и тинейджерами, а их-то пускать как раз не следует. Это светский раут текущей декады.

Но прямо сейчас мы сидим в моей комнате, настраиваясь на правильную волну и слушая грохочущую «Elastica» на моем CD-плеере. Последние десять лет папа знакомил меня с музыкой девяностых, и теперь это наконец приносит свои плоды. Дженна сидит на кровати, тайком мажется моей косметикой и пьет водку из супермаркета с добавлением сока тропических фруктов. Я пару раз хлебнула, но это ужасная гадость. Мы одеты полностью в черное: она – в джинсы и классическую футболку с надписью «Nirvana», я – в жилетку и узкую юбку, колготки и армейские ботинки. Она покрасила себе ногти свежим слоем жуткого черного лака из супермаркета, и мне тоже. Ожидание этой вечеринки, грохочущая музыка и запах алкоголя немного сводят с ума. На какое-то время я забываю о том, насколько я больна, или о том, что может со мной случиться, забываю обо всем серьезном и скучном. Неслыханная свобода!