Кит Стюарт - Дни чудес

Я пялюсь на него с разинутым от ужаса ртом.

– У меня большие проблемы, да? – спрашивает он.

– Пойдем со мной! – рычу я.

Я хватаю его за руку и тащу вдоль задней части зрительного зала в осветительскую. Это небольшое помещение с массой черных кабелей, извивающихся по полу и стенам, и большим пультом светооператора, расположенным под окном, выходящим на сцену.

– Это осветительный пульт Strand MX 24. Гордость нашего инженера по свету Ричарда. Папа и Ричард привели меня сюда, когда я была маленькая, и показали, как он работает. К шести годам я стала практически ассистентом Ричарда по свету. Я знаю функции каждой кнопки, знаю, какие слайдеры управляют каким светом, знаю, как настроить основное оборудование, как программировать сигналы и звуковые эффекты. Сейчас покажу тебе, как заставить его работать на зрителей. – Я включаю пульт, прислушиваясь к гудению электроники, потом уменьшаю освещение до полной темноты. Светит лишь маленькая лампочка над пультом. Я быстро ставлю несколько слайдеров. – Сначала я использую тот большой прожектор, прямо над сценой, на нем теплый фильтр янтарного оттенка. Вокруг него я включаю несколько фонарей поменьше с более холодным светом. А теперь передвинь этот основной слайдер.

Я чувствую себя на взлете, словно я – крутой ди-джей. Кэллум только тупо пялится на пульт. Я беру его руку и подвожу ее к клавишам управления. Он держится за переключатель слайдера и медленно выводит его. Сцена вдруг погружается в теплый сияющий желтоватый свет, обведенный по краям голубым.

– Где мы? – спрашиваю я.

– Ух ты, это как будто…

– Да?

– Как будто мы на природе. Похоже на освещенное солнцем поле?

– Точно!

– Как ты это сделала?

– Я же сказала тебе: большое пятно на авансцене, чуть под углом, с теплым фильтром. Это солнце. Более холодные голубые цвета создают небо. Это основные вещи. Так получается милый пикник на солнечной полянке. Легко догадаться, верно?

– Пожалуй, да.

– А теперь посмотри на это.

Я отвожу главный слайдер обратно вниз, и мы снова в темноте. Потом я устанавливаю другой набор фонарей и киваю ему. Он уже знает, что надо взяться за главный слайдер.

– Медленно поднимай его, – говорю я. – И только до половины.

Зажигается свет, но на этот раз это единственная линза Френеля в левом углу авансцены, умело оснащенная холодным фильтром. По мере включения микшера стол и стулья начинают отбрасывать на сцену и стены чудовищные черные тени, перекрещивающиеся очертания напоминают тюремную решетку, от пространства веет ледяным холодом.

– Ты видишь то же самое место? – спрашиваю я, и он качает головой. – На что это теперь похоже?

– Что-то вроде темницы?

– Верно. Тени на сцене похожи на рисунки тушью в комиксах, они добавляют глубину, экспрессию. Тот же самый подход. И освещение тоже заставляет пространство изменяться. Можно включить боковой свет, и тогда покажется, что сцена существует вечно, или установить профильный фонарь прямо над сценой и закрыть заслонки, и он спроецирует на пол квадрат света, и тебе покажется, что все происходит на крошечном пятачке.

Я установила профиль и выключила все остальные фонари. На сцене вновь стало видно лишь стол и стулья, а вокруг пустота. Я с удовольствием показываю ему все это, учу его. Я замечаю на его лице странную тень. Как будто он что-то узнал и это узнавание совсем его не обрадовало.

– Кэллум? – спрашиваю я.

Он показывает на сцену:

– Это место. Я типа знаю его. Это похоже… Иногда я чувствую то же самое… Когда мне… мне…

Ох, черт!

Он расстроен. Я расстроила его световыми эффектами.

Я выключаю профильный фонарь, включаю цепочку линз Френеля с фильтрами, и на сцене становится чуть больше цвета.

– Кэллум, прости.

– Нет, все нормально. – В качестве шутки он энергично встряхивает руками и ногами, словно разминаясь для марафона. – Это круто, все очень круто. Надо же, настоящее представление!

– Ну, я тебя предупреждала.

Он посмеивается, я тоже. Осталось еще много вещей, о которых мы не можем разговаривать.

– Ладно, – говорю я. – Думаю, ты достаточно знаешь об освещении, чтобы выполнить тест.

– Тест?

– Да, тест. Пойду в фойе и куплю нам по банке колы. А пока ты можешь немного поиграть со слайдерами. Экспериментируй, развлекайся. И я хочу, чтобы ты создал освещение, иллюстрирующее эмоцию по моему выбору.

– Ла-а-дно, – тянет он. – Что я должен создать?

Я притворяюсь, что несколько секунд раздумываю, а не подводила к этому последние десять минут.

– Я хочу, чтобы ты сделал освещение, показывающее твои чувства ко мне.

Он пялится на меня, губы его растягиваются в осторожной улыбке.

– Ладно, – говорит он. – Но это похоже на ловушку.

– Давай попробуем. Когда будешь готов, приходи за мной.

– Есть, босс! – отвечает Кэллум.

Я выхожу из будки и направляюсь к выходу. Не дойдя до двери, я оглядываюсь и вижу, что он с озадаченным видом сидит над пультом. Бросив взгляд в мою сторону, Кэллум жестом прогоняет меня.

Выйдя в фойе, я захожу за барную стойку и достаю из холодильника две бутылки колы. Рядом толчется уборщица Джанис, таща за собой пылесос.

– Хорошо проводишь каникулы? – спрашивает она.

– Угу, – отвечаю я.

– Без дела не сидишь?

– Можно и так сказать.

– Мои чада вечно дома, за чертовой игровой приставкой, – ворчит она. – Шесть недель, как закончились занятия, на улице чудная солнечная погода. Чем они занимаются? Чертовы видеоигры! Им бы набираться жизненного опыта, а они дурью маются.

На миг я вспоминаю о Джее, и мне становится немного не по себе, потому что я почти не вижусь с ним и не отвечаю на его эсэмэски. Когда я в Сети, то настраиваю ее так, чтобы он не знал, что я онлайн. Он стал немного странным и жалким, всегда спрашивая, где я и что происходит. Я уже собираюсь ответить Джанис, когда из двери высовывается голова Кэллума.

– Я готов, – говорит он.

– А ты быстро справился, – отвечаю я.

Мы идем к будке, и я думаю: о-о, меня ждет разочарование. Что, если он даже не потрудился ничего сделать? Что, если это просто какая-то шутка? Странно, но мне вдруг все это кажется очень важным, пусть даже я по-прежнему не понимаю, зачем вожусь с этим парнем. Мы входим в небольшое помещение, и я замечаю, что он положил на рычаги управления лист бумаги, чтобы я не увидела, как они установлены. Весьма хитро.

– Давай посмотрим, – говорю я, выключая освещение театра и вновь погружая нас в темноту.

– Ты сама должна двигать слайдер, – объявляет он.

Я стою в полумраке, очень близко к нему.

– С какой скоростью и на какой ход? – спрашиваю я тоном распутной кинозвезды.

– Очень быстро, – подыгрывая мне, отвечает он. – И на весь ход.