Кит Стюарт - Дни чудес

– Пора, – волнуясь, говорит он.

Мы подходим к комнате, где проходят презентации портфолио. Там уже выстроилась длинная очередь, извивающаяся вдоль стены и идущая по коридору. Мы занимаем место в конце. Некоторые люди держат огромные художественные папки. Кэллум застенчиво опускает глаза на свой потрепанный альбом, потом засовывает его в рюкзак. Он выглядит бледным и хмурым.

Примерно через час мы подходим к началу очереди и заглядываем в комнату, заполненную художниками, которые гордо вытаскивают из папок большие яркие листы со своими работами. В дальнем конце сидят легендарные редакторы, шутят и болтают. У Кэллума такой вид, будто он вот-вот вырубится. В душной, шумной, заполненной народом комнате мне тоже не по себе. Ко мне опять подкрадываются прежние тревоги. Даже сквозь голоса возбужденных фанатов я слышу ускоряющийся шум. Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум. Будет неловко, если мы оба вырубимся. Но в таком случае его наверняка заметят.

В конце концов мы подходим к освободившемуся столу. Пожилой мужик в очках с толстой оправой и в расстегнутой клетчатой рубашке, под которую поддета футболка с логотипом молнии, пристально оглядывает нас с головы до ног. На его именном беджике написано, что он главный редактор «DC». Блин! Возможно, он знаком с Аланом Муром.

– Ну, что у вас там для меня есть? – хриплым голосом спрашивает он, по-калифорнийски растягивая слова.

Кэллум совершенно ошеломлен. Я вдруг ощущаю прилив адреналина. Слегка подталкиваю локтем своего бойфренда, что выводит его из ступора. Он ставит рюкзак на стол, едва не опрокинув редакторскую банку с пивом, потом вынимает свой альбом и вручает его с виноватым выражением лица, словно нарисовал стикмена с огромными сиськами или типа того.

Редактор принимается листать альбом.

– Над этим я сейчас работаю, – тихим срывающимся голосом говорит Кэллум. – Это что-то вроде истории про супергероя, называется «Тьма»… Тут есть персонаж. Она в депрессии, но у нее есть способность вовлекать в свой мир других людей. У нее есть этот огромный пес, который нападает на них. Это… типа метафоры для…

– Парень, это смахивает на шубняк, – произносит редактор.

– Угу, то есть это довольно мрачно, но…

– Рисунки хорошие, чувак, но я не уверен, что мир готов воспринять депрессию в качестве супергероя.

Он уже посматривает на следующего в очереди, чуть не отталкивая альбом с рисунками. Я вижу, что сейчас все закончится. Это несправедливо. Я бросаю взгляд на Кэллума, но тот совершенно поник, протягивая руку за альбомом. Кто-то должен действовать.

– Значит, «Бэтмен» не про депрессию? – спрашиваю я.

Ох, черт! Что я делаю?

– Прошу прощения? – говорит редактор.

– Ханна… – шепчет Кэллум.

– «Темный рыцарь», – продолжаю я. – Одинокий мультимиллионер, живущий в пещере и сражающийся со всеми этими полоумными плохими парнями, которые, вероятно, лишь плод его воображения, – это не про депрессию?

– Ну, я… – начинает редактор.

– Ханна, перестань, – упрашивает Кэллум.

Но меня понесло.

– «Зеленый фонарь: Возрождение» – разве это не аллегория депрессии? Хэл Джордан терпит неудачу и принужден буквально встать лицом к лицу со своим страхом. «Элиас» разве не про депрессию? Джессика Джонс отказывается от своей жизни супергероя, отрицает то, что у нее есть сверхспособности, начинает пить и прожигает свою жизнь. Майкл Гайдос рисует ее всегда в тени, на каждом кадре. И это не депрессия?

Теперь Кэллум пытается оттащить меня от стола.

– «Тьма» – о девушке, депрессия которой настолько охренительно огромна, что врывается в мир с убийственной силой. Но девушка совершенно особенная. Она такая сильная, что умеет контролировать эту депрессию и направлять ее. То есть это основа каждого сценария фэнтези про эмо-кидов. Это чертовски увлекательно! Забудьте о людях в трико из лайкры. Мир темен и отвратителен. Все прячутся в Интернете или в своих мобильных телефонах. Знаете что? В наше время «Флэш» мало о чем нам может сказать. Но девушка, использующая свою депрессию в качестве суперсилы для отмщения врагам? Это фактически встреча Халка с Кэрри. Кто не стал бы это читать!

Мужик пялится на меня, совершенно сбитый с толку. Интересно, прогонят ли нас? Кэллум не хочет смотреть в мою сторону.

– Ты писательница? – спрашивает мужик.

– Нет, – отвечаю я.

Он возвращает альбом Кэллуму:

– Приходи сюда на следующий год с историей. Пусть твоя подружка ее напишет. Эти скетчи не содержат и десятой доли того, о чем она только что вопила.

Сестра Кэллума живет на окраине примерно в двадцати минутах езды от центра города. Нам пришлось ехать на двух автобусах, и к тому времени, когда мы подошли к ее обветшалому домику, я уже выбилась из сил. Крошечный дворик перед домом, когда-то забетонированный, теперь являет собой скопление сорняков и пустых винных бутылок. Шторы во всех окнах задернуты. Кэллум собирается позвонить, но звонок сломан, поэтому он стучит в дверь. Несколько мгновений спустя слышится громкий шум, и приглушенный голос кричит:

– Эту долбаную штуку опять заело!

– Отойди в сторону, наверное, это по моей части, – говорю я, пытаясь немного развеселить Кэллума.

Но я не успеваю ничего сделать, как дверь распахивается и перед нами возникает девушка студенческого возраста с волосами до плеч, выкрашенными в ярко-красный цвет. На ней футболка и легинсы под длинным пушистым голубым халатиком. У нее немного безумный вид.

– Не сегодня, благодарю вас! – вопит она, потом делает вид, что хочет захлопнуть дверь, но вновь распахивает ее, неуклюже обнимая Кэллума, который, похоже, раздражен всей этой сценой. – Это Хизер?

– Ханна, – поправляю я.

– Ах, извини, Ханна! Я Зои. – Она обнимает и меня, чуть не задушив в объятиях. – Заходите! Все уехали на выходные, так что дом будет наш. Я застряла здесь, пишу эссе про Платона. Занудный греческий старикан!

Внутри дом пестрит кричащим сочетанием узорчатых обоев и ковра. Тут и полоски, и цветы, и оранжево-розовый, и зеленый цвет авокадо. Будто сюда пришла встретить свою смерть – или, более точно, взорваться – весьма неудачная дизайнерская идея семидесятых и восьмидесятых годов. Зои ведет нас по узкому коридору в гостиную, представляющую собой кучу дешевой разрозненной мебели, китайских фонариков и свечей. К стене над диваном прикреплен огромный плакат «БЛЭР И БУШ – ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПНИКИ», написанный большими, на удивление аккуратными буквами. Из гигантского переносного CD-плеера в камине (вероятно, неиспользуемом) несется музыка группы «Голдфрапп».

– Принести вам выпить? – спрашивает Зои. – Кэллум, у тебя такой усталый вид!

– Пожалуй, я завалюсь спать. Долгий был день.