Андрей Латыголец - «Годзилла»

В роте за старшего остался прапорщик третьей роты старшина Яровец. Двухметровый амбал с квадратной головой и, несмотря на возраст, ему было около двадцати трёх лет, уже окончательно полысевший. Он ходил вдоль столов, огромной лапой заграбастывал угощения и предупреждал:

— Желательно кого-то пасекаю за распитием…

А угощения были весьма неплохими. За неделю до праздника весь батальон скинулся деньгами, и теперь все ели от пуза: конфеты, зефир, мармелад, бананы, мандарины, яблоки и апельсины, три вида напитка и сока.

К часу ночи, чтобы солдаты не бегали на улицу курить, Яровец разрешил открыть окна в душевой и курить там. В тазики набрали воды для сбрасывания туда бычков и пепла.

В дымном чаду я робко стоял у окна со своим периодам, вдыхая горечь сигарет и молча затягивался своей. Присутствовало чувство какой-то отверженности и никчёмности. Радость переполняла лишь дембелей. Все они делились тем, как запьют через месяц на гражданке, а мы будем молотить сапогами в здешних стенах и прогибаться под обнаглевших «шакалов».

К двум часам пиршество закончилось, наш период заставили освободить расположение от столов и вернуть в роту койки, убрать душевую от мусора и вымести взлётку.

В итоге я лёг спать лишь в три часа ночи, проводив старый год восвояси. Казалось, совсем недавно я был другим человеком, совершенно в других условиях: учился в университете, потом его окончил, играл в группе, пару раз выступил на сцене, записал первое демо, страдал от неразделённой любви, а сейчас лежал на скрипучей кровати, лысый, озадаченный дальнейшими событиями, с твёрдым осознание того, что весь предстоящий 2012 год, почти до самого его конца, проведу в этих захиревших стенах.

***

Утро нового года началось быстро — не успел заснуть и уже подъём. На подъёме пьяный лейтенант Левкович.

— Форма одежды четыре, пять минут, и все на плацу, — жуя слова, проговорил недовольный лейтенант.

— Товарищ л… — было запротестовал сержант Кулаков.

— Отставить разговоры, — быстро осёк его Левкович.

Через сем минут рота стояло перед входом в казарму. Сыпал мягкий снег, от чего находиться на улице, было даже немного приятно.

Левкович вышел через минуту, посмотрел на часа.

— Плохо, бойцы! — его шапка едва держалась на макушке, ремень свисал до яиц.

Его совершенно не радовал тот факт, что он был ответственным на следующий день после праздника, а в армии, чтобы выбросить свою злость, лучшим способом было отыгрываться на подчинённых.

— В походную колонну! На плац, бегом — марш!

На плацу Левкович закурил и прошёлся гневным взглядом по роте.

— Вспышка!

Весь первый, второй и часть третьего периода кроме сержантов тут же вспыхнула. Я глотнул снега и моментом проснулся.

— Остальных не косается?

— Товарищ лейтенант, сегодня же выходной день! — стал вступаться за всех Кулаков.

— Я сказал, упор лёжа принять, пока сержанты не вспыхнут, остальные у меня снег жевать будут, а не вспыхните, заставлю в химзе по части бегать.

Сержанты нехотя вспыхнули.

После такого подъёма Лёва всё же заставил нас сделать пять кругов по части, а к обеду успокоившись, отправился во взводники спать. Спал тиран до самого ужина.

На вечерней поверке зачитали фамилии нового наряда по караулу. Следующими после Гораева и Лесовича были мы с Гурским.

***

Первый караул называли «золотым». По сложившейся традиции, в первом карауле новичкам отводилось незаурядная роль, лишь исполнять свои прямые обязанности, повторять статьи, стоять на посту, дабы ознакомиться с местность и войти в курс дела.

После утренней пайки заступающих в караул повели обратно в роту. Там следовало собрать инвентарь, парадную форму и прочие необходимые вещи. «Дедушки», понятное дело, ничего не делали, «фазаны» подсказывали Гораеву с Лесовичу, где что брать, мы же с Гурским, построились возле оружейки:

— Желательно увижу, что вы сегодня будете работать! — сказал нам Кесарчук.

— Так точно, товарищ сержант, — заулыбался Гурский, обалдевший от роскошества наряда по БВП и, видимо, предвкушая, что в карауле будет нечто подобное.

Гораев с Лесович в спешке метались по всему расположению, не удивительно, им нужно было собрать полотенца для всех двадцати человек, плюс «мыльно-рыльное» с тумбочек, не перепутав, где чьё. Далее следовало укомплектовать два чемодана, в один из них не забыть положить новую подписку газет, журнал выставления оценок за проверку статей и два талмуда уставов. Во второй чемодан закинуть сахар, соль, приправы и припасённые в каптёрке для дембелей сладости. Подготовить три парадные формы для первого поста, куда входили кителя, рубашки с галстуком, брюки, каракулевые шапки, белые перчатки, сапоги и шинели. Собрав вдвоём всю эту утварь, пацаны присоединились к строю. По недовольному лицу Гораева было видно, что он был не в восторге от такого распределения обязанностей.

Выстраиваться возле оружейки было необходимо по постам и сменам в три ряда. Всего постов насчитывалось пять. У первых трех, которые называли «ближними» был разводящий и у четвертого с пятым был свой, во главе всей это процессии стоял помощник начальника караула и сам начальник караула. В мой первый наряд с нами заступал старлей Студнев. ПМК был Кулаков, а разводящими Потапенко у «ближняка» и Шмель у «дальняка». «Фазаны» подсказали нам, как и где встать, а ефрейтор Едловец, оказавшись передо мной, обернувшись, сказал:

— Повезло тебе, четвёртый пост самый лучший. Со временем поймёшь.

Третий пост оказался полностью укомплектован из нашего периода (Гораев, Лесович, Гурский) я даже позавидовал пацанам. На моём посту были «дед» Крюгер и «фазан» Едловец.

Оружие получали в порядке очереди, но «деды» лезли первыми. Заходили в комнату быстро, брали автоматы, подсумки с двумя магазинами, и расписывались в журнале выдачи оружия.

— Давай быстрее, малый! — сказал мне Замок, когда я дрожащей рукой ставил свою подпись за полученный боекомплект, осознавая бремя ответственности.

После всей этой формальщины, экипированный наряд по караулу вывели на улицу. Построили в шеренгу по три, и под счёт повели в караульный городок, находившийся за основным плацем. Так называемый караульный городок представлял собой небольшой участок пять на десять, где стоял стол, несколько стендов и эмитирующие посты строения: стакан часового, и небольшой шлагбаум. Построив нас на линии развода, Студнев осмотрел нашу форму. В караул заступали по «повседневе», она отличалась от «цифры» яркими тонами, но по сути была такой же убогой и неудобной общевоинской формой. Так же Студнев проверил состояние наших автоматов и штык-ножей. В караульный городок прибыл комбат Рысюк и под неустанным контролем, проследил за нашим разводом, сказав пару напутственных речей.