Андрей Латыголец - «Годзилла»

Назад в роту ехали полностью опустошёнными, со стеклянными глазами и я вспоминал, как на гражданке мог не спать всю ночь, пребывая в пьяном угаре на концертах, адовых «флэтах» или какой-нибудь вечеринке, но с твёрдым осознанием того, что по приходу домой буду отсыпаться целый день. Здесь же мне предстояло, сменившись с наряда, ещё до вечера хлопотать по роте, убирать снег, жать на «физо» и заниматься другими нелицеприятными обязанностями. Не знаю на сколько я успел похудеть, но по животу это было заметно сразу, а на лбу появились морщины.

***

На вечерней поверке зачитали список фамилий, заступающих в очередные наряды. Нас с Гораевым поставили по «стелсу». В то время я ещё совершенно не представлял, как можно было смениться с наряда по караулу и практически сразу пойти в наряд по столовой. Вера уверял, что караульные неприкосновенны, но потом кто-то из «фазанов» разъяснил, что «дедушкам» в лом работать и они попросились у дежурного по роте заменить себя на нас, тем более на построении был молодой и неопытный Секач, который ещё не успел вникнуть в курс дела.

С утра, за час до общего подъёма, нас разбудил дневальный. Совершенно не выспавшись за эти двое суток, мне хотелось реветь благим матом или просто выть от несправедливости, забыв про всякое мужество и силу воли.

Вышли с Гораевым к курилке. Он не курил, а я злобно затянулся. Пока закончил, все заступающие по «стелсу» из других подразделений разошлись и мы остались одни. Утро было морозным и совершенно ничего не хотелось делать, а уж тем более куда-то идти.

— Пойдём? — спросил у меня Гораев.

Ответственного над нами не было, делай, что хочешь.

— Не знаю, пошли что-ли.

Мы и пошли, и наткнулись на встречу дежурного по штабу с командиром части. Ещё из дали завидев подъезжающий к штабу «уазик», лишь прибавили шаг.

За метров пять нас остановил окриком командир части полковник Бегунков.

— Кто такие?!

— Вторая рота охраны, — робко пояснили мы.

— Где ответственный?

Мы пожали плечами. От куда нам было знать, что с курилки нас должен был забрать прапорщик из ППУ, который к нам не явился, а бывалые бойцы разошлись раньше нашего, за что безответственный прапор был тут же снят с наряда и посажен на кичман. Всё строго и с вытекающими.

— Бегом марш в столовую! — скомандовал дежурный по части и мы, как пугливые зайчата, умчались прочь, пока не успели запомнить наши заспанные лица.

В столовой растерянный прапорщик обругал нас, как последних подонков, снял с себя белый халат и уходя, сказал напоследок:

— Ничего, земля круглая, а служить вам ещё полтора года, обязательно свидимся и не дай вам бог заступить со мной в наряд!

Служить нам оставалось чуть меньше года и пересечься с прапором, к счастью, нам не представилось возможным, хотя в те минуты его слова звучали, как приговор.

Нового прапорщика провинившийся прапор немного науськал и нам с Гораевым выделили самое худшее место в наряде — мойку. Пришлось мыть посуду. На мойке стояло пять умывальников. В первый сбрасывалась грязная посуда, где её очищали от остатков пищи, потом сбрасывать во второй с чистой водой. От туда в третий с моющим средством, далее в четвёртый, где чистая посуда ополаскивалась и отправлялась в пятый финальный умывальник под пар. Следующим жестом посуда вытиралась чистым полотенцем и выставлялась на специально отведённый для этого стол, от куда погружалась на тележки с протвенями и отправлялась на склад хранения, что располагался в соседнем помещении. Принимать посуду около специального окошка-отстойника, куда на подносах её сносили откушавшие бойцы. Всего на мойке было задействовано пять солдат. Один на приёме у окошка, второй на первых двух умывальниках, ещё два на остальных и один на погрузке тележек. Меня закрепили на первых умывальниках, Гораева рядом на двух последующих.

Завтрак начинался с 7:15 и продолжался до 8:15. Целый час, я почти не разгибая спины, корчился над мойкой, принимая и ополаскивая тарелки с объедками, вилки и стаканы. Спина болела, а гора посуды только увеличивалась.

После помывки нас отправили полатёрить полы в складских и смежных помещениях столовой. Позавтракали мы с Гораевым только к девяти. Завтракали холодным пайком. Потом нам нашли работу до обеда. Отправили на «долбаны», а от туда на мусорку за «стелсом», подметать двор.

В наряде в течение дня нас с Гораевым всё донимал наглый «пэпэушник» из «фазанов». Меня уже изрядно подбешивали его попсовые песни, которые он включал на телефоне и гомзато, мимо нот им подпевал. Он постоянно указывал нам, что делать, пренебрежительно нас подгоняя.

В роте дембеля ещё в первые дни чётко нам растолковали, что слушаться мы обязаны только своих, а все остальные смело могли идти лесом.

По началу я спускал на тормоза рьяные замашки «пэпэушника», но ближе к обеду он перешёл все границы и, бросив в меня черпаком, указал полатёрить раздаточную.

— Если бы мы сейчас были на гражданке, я бы как следует отделал тебя, мудак, — потеряв всё смирение, смело заявил ему я.

— Так давай сейчас, что, зассал? — спровоцировал меня на драку этот прыщавый хлыст.

Тут уж следовало либо отвечать за свои слова, либо покорно съесть все его угрозы. Меня сорвало с петель, я вспомнил все пережитые обиды и с ноги пробил ему в грудь «штопора». Он отпрянул к кастрюлям и едва не развернул на пол горячий кисель. Не ожидая такого исхода, «пэпэушник» налился краской и в бешенстве с кулаками бросился на меня. Ничего не стоило перекинуть его через бедро, так что он беспомощно вылетел к раздаточной, проехавшись задницей по бетонному полу. Тут же к нам вылетел прапорщик и разогнали по углам.

«Пэпэушник» больше не залупался.

А в обед начался настоящий ад. Тарелок было втрое больше, я разбил несколько штук, от чего в итоге прапорщик отправил нас полатёрить раздаточную, причём несколько раз развернув ведро с водой по всему полу.

Правда, можно отдать должное, обед был в двойном объёме, мы съели много порций второго и набрали у хлебореза несколько горбушек белого хлеба, рассовали их по карманам и жевали втихомолку до самого ужина, запивая его холодными остатками киселя.

Ужин прошёл на мойке не так затруднительно, мы уже успели освоиться и вся посуда была благополучна вымыта.

К девяти вечера прапорщик отпустил весь наряд, всех кроме нам с Гораевым, заставив напоследок вымыть вход в столовую.

— Скажи мне? — возмущённо вопрошал Гораев. — Разве это справедливо, что два человека с высшим образованием выполняют приказы не грамотного колхозника, по уставу не в силах ослушаться старшего по званию.

Этот вопрос мне уже задавали. Тоже мне, поднял больную тему.

— Рыба, как правило, гниёт с головы. И в нашем государстве так повелось — троечники давно прищучили всех умников и навели свои порядки. Что до нас, то это абсурд. Лучше задаться вопросом, как мы здесь оказались? А коль уж оказались, обижаться нужно только на себя.