Андрей Латыголец - «Годзилла»

Гораев нахмурился. Мне нравился этот тихий и скромный малый, с ним было интересно вести беседы. Пока такого собеседника я не встречал.

«Галоўнае заставацца чалавекам. У любых абставінах. Усе гэтыя выпрабаванні толькі закаляюць мяне. Не вядома, што будзе наперадзе. І яшчэ часцей думаць на „мове“, гэта, як уласны пратэст і кропля розуму ў гэтых быдляцкіх умовах».

***

Вечером после отбоя «дедушки» были в приподнятом настроении, особенно наше крыло, первый взвод. Кулак вместе с Замком принялись выяснять, знаем ли мы сказку и иные всевозможные ответки; благо нам в карантине прежние сержанты успели всё подробно рассказать и разъяснить, сказку мы даже переписали в тетради и на всякий случай заучили вместе со статьями. Под замес попал уже надоедливый мне сосед по койке Чучвага. Он постоянно ворочался с боку на бок и все заприметили его лёгкую дурноватость.

Мы лежали рядом и он каждую ночь пытался втюхать мне историю своей жизни, под которую я моментально засыпал, убаюкиваемый его гундосым голосом. Он часто обижался. Однако, я успел узнать, что в Гродно он жил со своей бабушкой и на гражданке его ожидала невеста, которую он сделал женщиной на лестничной площадке своего подъезда. Единственное, над чем я задумался, так это то, какая же девка могла ему дать?

— Чучвага?! — послышался голос Замка.

— Я!

— Спокойной ночи.

— Спи «дедок», спокойной ночи, дембель стал на день короче, — ответил Чучвага.

— Молодец, боец, мужчина.

— Я знаю! — отвечал Чучвага, всё в строго выдержанных канонах.

— Ну ка ща проверим, — послышался голос Вили. — Спокойной ночи, Чучвага.

Тот приподнял голову с подушки, посмотрел в сторону ефрейтора Вилькова, немного поразмыслил и тут же выпалил:

— Спи «фазан», тупая птица, дембель хуй тебе приснится.

По казарме прокатился оглушительный рогат.

— Ты, Чучвага, за такое и по зубам можешь отхватить, — сказал ему Кесарчук, как только в располаге улеглись страсти.

— Все правильно, малый, не чего «фазанам» тащиться, — засмеялся Кулак.

— А как ещё можно ответить? — не унимался Виля.

Чучвага был уже немного раступлен.

— Спи «фазан», крылатый птах, дембель у тебя в руках.

— Ладно, — сказал Замок. — Спите «слоники», родные, ваших баб ебут другие…

Тут уж не удержался и я.

— Спите сладенько «дедки», ваших баб ебали мы!

Ночью меня разбудил Шмель, почти весь состав дембелей был уже пьян в доску.

— Мы вот твои «дедушки», малый, а так ни разу дедовщину и не устраивали, — размышлял Кулак. — Надо хоть перед дембелем немного подурить. Ты, пацан, нормальный, потому тебя и разбудили.

— Ну да, а в карантосе затянутым был, — сказал Шмель.

— Да зачётный он чел, я с ним на БВП ездил, спокойный правда, молчун, зато голову не дурит, — тут же вступился за меня ефрейтор Борода.

— Знаешь, что такое кракадила сушить? — спросил у меня Замок.

— Слыхал, — ответил я, зевая.

— Ну так и продемонстрируй нам свое умение!

Я воспринял эту просьбу, как некий акт угар и ничего постыдного в этом не узрев, даже самому стало интересно, упёрся ногами и руками в дужки кровати и навис над ней всей тяжестью тела, как и предполагалось. Прошла минута и руки моментально затекли.

— Короче, рассказывай нам смешной анекдот и можешь ложиться спать, — вскоре сказал мне Кулак, довольный моим старанием.

Толком не проснувшись, я не мог связать и предложения, не то чтобы припомнить какой-либо анекдот, да и на анекдоты я был не особо падкий. Прошло минут пять, пока я процедил первое, что пришло в голову:

— Научился ежик жопой дышать, сел на пенёк и задохнулся.

Тупость сей краткой истории умиляла. «Дедушки» ещё долго ржали, пока я заново пытался заснуть.

— Задохнулся, говорит, — не унимался смехом Шмель, как будто услышал этот анекдот впервые.

***

В субботу в части ладили концерт по поводу демобилизующихся. Из каждого подразделения набирали таланты, желательно играющих на гитаре, умеющих петь, плясать и юморить. К началу концерта насобиралось с дюжину таких активистов. В нашей второй роте только «дед» Помидорчик да я вызвались посодействовав самодеятельности.

— Сыграешь чё дембельское? — подозвав к себе, спросил у мне Шмель.

— Да я и не знаю особо армейских песен, могу своё сыграть.

— Так ты разучи…

В актовом зале было битком набито народу, человек пятьсот, не меньше, включая высшие чины со штаба в первых рядах. Мне предоставилась возможность впервые сыграть перед такой публикой, и я решил полностью проигнорировать желание Шмеля, а заодно проверить свои способности. По отведённому порядку номеров вышел на сцену с казенной гитарой, окинул зал туманным взглядом и сыграл свою лирическую балладу о любви, которую придумал не задолго до отправки в армию. Закончив играть, зал грянул аплодисментами. Спас ситуацию Помидорчик, он лобал после меня и как раз на армейскую тематику.

Лишь по окончанию мероприятия ко мне подошли пацаны из роты и стали хлопать по плечам.

— Молоток!

— Красава!

— Это типа в стиле рок?!

— Мелодично, конечно, но голос у тебя ужасный, — критично заметил Кесарчук. — Научишь меня играть?

— Да без проблем, — раскрасневшись, ответил я.

Вечером в курилке Шмель всё-таки предъявил:

— Канц был для нас, для дембелей, я тут полтора года оттоптал. С хуя ли ты нам про романтику запел, самец?

***

Второй караул был на много труднее, чем первый, но с другой стороны, мы пришли на подмогу Лесовичу и Гораеву, и лично меня не грызла совесть, как в прошлый раз, просто сидеть и смотреть на их муки и терзания.

После утренней пайки мы разделили свои обязанности, чтобы быстрее собрать всё необходимое для караула и самим подготовиться к наряду. Я отвечал за мыльно-рыльное, аккуратно пройдясь по нужным койкам, на которых уже лежали свёрнутые в полотенца средства для личной гигиены, и сложил всё в вещмешок.

Получили оружие, на этот раз дежем по роте был Мирон. Я поставил жирную подпись, взял свой номерной автомат и подсумник с магазинами.

— Как, понравилось в карауле? — спросил он.

— Ну да, только сегодня, видно, не поздоровится…

— А мне вот не особо нравилось, в роте поспокойнее будет.

— Ты был в карауле?

— Пару месяцев, пока не выперли… Покурил в стакане…

Развод в караульном городке прошёл быстро и мы погрузили свои тела в тёплый автобус. Я смотрел в окно и радовался. Скорее в город, подальше от этой части, пускай и на каторгу, но всё же к определённой свободе.

На развод в министерстве обороны вышел грозный полкан, развёл нас по постам и сменам, подошёл к каждому и до конца выслушал статьи устава. К счастью, никто не затупил и чётко ответил ему на поставленный вопрос. Я помнил предостережения «дедушек» да и «фазанов» с «шакалами», никогда не смотреть в глаза при ответе. Отвечая, уставился поверх фуражки полкана и оттараторил ему статью.